Алексей Яковлевич Корепанов
Прятки
И каким же маленьким стал теперь двор моего детства? Словно сжимался и сжимался он все эти
годы, и все ниже к земле пригибались крыши его сараев, и все ближе подступала улица за оградой, и
совсем невысокой оказалась наша яблоня, и куст смородины стал редким-редким – не спрячешься под
ним. И все-таки он остался собой, двор моего детства. Все так же бежали в разные стороны его
асфальтовые дорожки, все так же разлеглась у ограды лужа дпя корабликов, уцелело основание
солнечных часов, огород с редиской и луком за углом дома и серебристый тополь возле скамейки, где
вечерами сидели взрослые и говорили о чем-то своем, а мы играли в войну и «вышибалы» , в
«ножички» , «птички на дереве» и прятки. Это был настоящий двор, не просто безликое место с
детской площадкой и перекладиной для выбивания ковров между девятиэтажными коробками, а
Двор, огороженный забором, с деревьями, сараями и поленницей, с цветочными клумбами,
заросшими георгинами, мальвами и золотыми шарами, с двумя воротами и дырой в ограде. Здесь,
под этим тополем, собирались мы – я, Толька и Юрка, Ленка, влюбленная в Борьку, и Борька, и
Витька, и много другой детворы из окрестных дворов – и играли до темноты, и даже в темноте бегали
между деревьями с карманными фонариками. У Борьки был отличный китайский фонарик, дававший
плотный, почти точечный пучок света, у Сережки – фонарик с разноцветными стеклами, у меня –
фонарь-мигалка. Мы собирались в кружок под тополем и начинали считаться. «Стакан, лимон –
выйди вон. Стакан разбился – лимон покатился» ; «Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана,
буду резать, буду бить – все равно тебе водить» .
Считалок у нас было великое множество. Тот, кому выпадало водить, вставал лицом к стволу
тополя, а мы разбегались по необъятному двору и прятались за деревьями, сараями и кустами, в
поленнице и в подъездах, за скамейками и в зарослях лопухов.
Почему именно о прятках вспомнил я, вновь через двадцать лет очутившись во дворе моего
детства? Да потому, что у тополя одиноко стоял рыжеволосый мальчуган в зеленой рубашке с
короткими рукавами и кремовых шортах. Мальчуган оглядывал двор, смотрел в окна дома, словно
ждал кого-то.
Такой же рыжеволосый появился как-то в нашем дворе, когда мы, собравшись в кружок у тополя,
считались, кому водить.
– Рыжий-бесстыжий, – сказал Толька.
– Рыжий, рыжий, конопатый, убил дедушку лопатой, – добавил его двоюродный брат Юрка.
У нашего дворового товарищества были свои законы. Дворовое товарищество не жаловало
чужаков. Правда, Рыжий и не напрашивался. Он стоял в сторонке, смотрел на нас большими
зелеными, как у тети-Лениного кота, глазищами, и с любопытством слушал нашу считалку. Я остался
водить, встал у толстого ствола тополя, закрыл лицо руками и услышал удаляющийся топот.
– Раз, два, три, четыре, пять, – медленно и громко считал я. – Я иду искать. Кто не спрятался, я не
виноват. За коном не стоять.
Я отнял ладони от лица и огляделся. Моя и Сережкина мамы разговаривали на скамейке, дядя
Леша, Толькин отец, курил на крыльце, Анна Константиновна восседала на вынесенном из квартиры
венском стуле, Чернов в защитного цвета мундире неодобрительно поблескивал очками из-за
занавески, а наши все попрятались. Только Рыжий стоял на том же месте, внимательно глядя на меня.
На запястье его левой руки голубел диковинный гладкий браслет.
– Браслет у тебя классный, – сказал я. – Махнем на ножик? Со штопором.
Рыжий моргнул, убрал руки за спину и спросил:
– А что вы делаете?
– В прятки играем, не видишь, что ли? – рассеянно ответил я, не сводя глаз с зарослей лопухов.
Заросли подозрительно покачивались.
– А как это? – спросил Рыжий.
– Ты что, в прятки не умеешь? – удивился я, не решаясь пока далеко отходить от тополя.
– Не умею.
– Ну ты даешь, Рыжий! Сейчас научим, подожди.
Первым я застучал Юрку, и дело шло удачно, но длинноногий Борька все испортил. Он где-то
упорно прятался, я расхаживал вокруг тополя, все расширяя круги, ребята у кона дружно кричали:
«Топор, топор, сиди как вор!» – и Борька сидел где-то, а когда я рискнул дойти до клумбы, вдруг
выскочил из-за сарая, раньше меня успел к тополю и всех выручил.
– Ребя, примем Рыжего? – предложил я. – Он в прятки никогда не играл.
Толька скривился, Витька пожал плечами, а Ленка сказала:
– Пусть играет.
– Ты, может, и в «колдунчики» не умеешь? – насмешливо поинтересовался Юрка.
Рыжий растерянно улыбнулся.
– Ладно, давай играть, ребя, – вмешался Валерка. – Мне еще стих учить. Води, Леха, пусть Рыжий
прячется.
И я опять остался водить.
Наступили сумерки, все собрались у кона, а я все бродил по двору в поисках Рыжего. «Пила, пила,
лети как стрела!» – кричала наша братия, но Рыжий и не думал появляться, хотя я дошел до самых
ворот и момент для него был очень удачный.
– Принимаем всяких рыжих-бесстыжих! – кипятился Толька.
– Домой он ушел, твой Рыжий, – авторитетно заявил Борька. – Больше не примем. Давай по новой
считаться.
Так и не пришел тот рыжий и зеленоглазый. Канул куда-то вместе со своим голубым браслетом. А
ножик свой со штопором и двумя лезвиями я обменял на Витькин пистолет с пистонами.
И опять вот, через двадцать лет, стоял какой-то рыжеволосый у тополя, смотрел вокруг, да на окна
поглядывал. Пусто было на скамейке у крыльца.
Подошел я к тополю и остановился. Стоял рыжеволосый с зелеными глазами, с диковинным
голубым браслетом на запястье, смотрел на меня снизу вверх.
– Где ж ты был, Рыжий? – только и смог спросить я.
– Тут ребята играли, – растерянно ответил Рыжий, – Они меня взяли в прятки поиграть. Игра
такая. Я спрятался, потом вышел, а их нет.
– Где ж ты был, Рыжий? – повторил я.
– Прятался.
Скамейка тут оказалась очень кстати. Сел я, оттянул узел галстука, отдышался.
– Из каких же ты краев, Рыжий?
Рыжий огорченно моргал, сопел обиженно.
– Мы ж тебя ждали, ждали тогда, да так и не дождались. Во дворе ведь нужно было прятаться, мы
же предупреждали.
– А я никуда и не уходил! Я правила понял, хоть у нас так и не играют. У нас вообще не играют.
– Из каких ты краев, Рыжий?
– Да тут... Так где же те ребята?
– Эх, Рыжий? – вздохнул я. – Не понял ты до конца наших правил. Мы ведь в прятки играли во
дворе, в пространстве то есть, а не во времени. Не во времени!
Он стоял, насупившись, засунув руки в карманы, и ковырял ботинком землю. Что тут было
делать?..
Кировоград, 1986.
