Дэвид Брин
ДОШКОЛЯТА ДОКТОРА ПАКА
Фантастика Дэвида Брина всегда занимательна и к тому же обычно провокационна. Перенеситесь,
например, в не столь далекое будущее Японии, где молодые родители дают своему сыну необыкновенный
умственный старт.
© David Brin. Dr. Pak’s Preschool.
F&SF, July 1990.
Перевела Марина Митъко
О, эти руки, сильные руки, прижимающие ее к столу… сквозь боль и смятение они казались ей
щупальцами тех допотопных тварей, о которых ей, маленькой, рассказывала Ола-чан, тварей, что
утаскивают несчастных моряков в пучину смерти.
О, эти руки, не дающие ей вырваться, — она просила пощады, сознавая, что ни мольбы, ни протесты
не помогут.
Кожу пронзили иглы, жар в местах уколов остановил ее метания — сопротивление бесполезно.
Лекарство начинало действовать. Усыпляющая прохлада разливалась по жилам, больше не хотелось
бороться. Тиски рук ослабли, настал черед других орудий насилия.
Вихрь хаотичных образов грозил загасить чуть теплящееся сознание. Муаровые узоры и ленты
Мёбиуса — она каким-то образом знала эти вещи и их названия, хотя никогда о них не слышала. И
что-то там было еще — что даже больно представить — сосуд с двумя отверстиями, и в то же время
без… бутылка, внутренняя часть которой находится снаружи…
Задача, отчаянно требующая решения. Головоломка жизни и смерти — геометрия высшего порядка.
Слова и образы завертелись, руки по-прежнему что-то делали с нею, но теперь она могла только
стонать.
— Вакаримасен! — вскрикнула она. — Вакаримасен!
Рэйко следовало бы насторожиться, когда муж пришел домой раньше обычного и объявил, что едет
по делам в Сеул и берет ее с собой. Однако в тот вечер, когда Тецуо показал ей белый бумажный
конверт с двумя красно-зелеными авиабилетами, Рэйко способна была только беззаботно радоваться.
Он помнит.
Она, конечно, скрыла свой восторг. Поклонившись мужу с покорной готовностью, она держалась с
подобающим спокойствием. Тецуо, в свою очередь, был восхитительно сдержан. Кашлянув, он
продолжил ужин, будто действительно ничего такого особенного не происходит.
Но Рэйко была уверена: за этой сухостью скрывается подлинное чувство.
По какой другой причине, думала она, ему бы делать такие неслыханные вещи? Да еще перед
самой годовщиной свадьбы. Второй билет в конверте, безусловно, значил, что в Тецуо еще не совсем
умер тот бунтарь, которому она отдала свое сердце много лет назад, что в теперешнем
респектабельном Тецуо еще жив дух свободы.
Он помнит, с ликованием думала она.
Еще не было и девяти. Вернуться так рано домой — вместо ужина с коллегами в каком-нибудь
баре в центре города — само по себе редкость для Тецуо. С поклоном Рэйко предложила разбудить
дочь. Юкико так редко проводит время с отцом.
— Ииэ… — отвечал Тецуо, отвергая эту идею. — Пусть ребенок спит. Я все равно хотел сегодня
лечь пораньше.
Сердце Рэйко, казалось ей, выпорхнет из своей клетки от таких слов. Убрав со стола, она сделала
необходимые приготовления — на всякий случай.
И в самом деле, этой ночью он был с нею в постели— впервые за много месяцев от него не пахло
пивом, табаком, другими женщинами. Он любил ее с той силой, о которой она уже начала забывать,
начала сомневаться со временем — не выдумала ли все сама.
Почти ровно шесть лет назад они, молодожены, не отрывающие друг от друга счастливых глаз,
проводили медовый месяц на Фиджи, едва замечая горы, рифы, местных танцоров — эта экзотика
была созвучна их счастью и только подчеркивала самодостаточность их союза. И на следующий год
все было так же, герои счастливой романтической сказки жили в реальном мире. В те дни даже
стремительная карьера Тецуо оказалась на втором — после их любви — месте.
Так продолжалось до тех пор, пока Рэйко не забеременела. Она и не думала, что когда-нибудь они
с Тецуо перестанут быть любовниками, будут вести монотонную, скучную супружескую жизнь. Но так
случилось.
Тецуо крепко зажмурился и задрожал, тело его пронзила судорога оргазма… Его сладкое дыхание,
его тяжесть… Кончиками пальцев Рэйко пробегала по знакомым изгибам спины. Прежний юноша
обрел тело взрослого мужчины. Сегодня ее руки ощущали некоторый спад напряжения, что все эти
годы медленно нарастало в нем и концентрировалось в позвоночнике.
Тецуо редко говорил о работе, но все же она знала, что ему трудно. Начальство, похоже, все еще не
доверяло ему полностью после инцидента двухлетней давности — он предложил фирме внедрить
неяпонскую бизнес-практику и потерпел неудачу. Поэтому, казалось ей, он позволил огню их страсти
померкнуть перед лицом более важных обстоятельств. Это естественно.
Но теперь все, похоже, вернулось. Тецуо помнил; в мире все было прекрасно.
Вместо того, чтобы просто отвернуться и заснуть, Тецуо, гладя ее волосы, ласково что-то шептал,
Рэйко чувствовала, что ее обволакивает тепло, будто внутри поднималось солнце.
2
Она давно не была в аэропорту — со времен медового месяца. И не могла не почувствовать
разочарования — на этот раз все было совсем по-другому.
А могло ли и быть по-прежнему? — упрекнула она себя за сравнение. В конце концов разные
направления привлекают разные типы людей. Вряд ли могут быть похожи пассажиры из этого отсека
на тех, в глубине зала, отправляющихся из Токио на Фиджи, или на Гавайи, или в Испанию —
молодые пары, летящие по орбите своего блаженства, не видя с этой высоты ничего, кроме друг
друга.
На таких рейсах группы новобрачных нередко устраивают конкурсы пения, там аплодируют всем,
каким бы ужасным ни был голосу у поющего. В конце концов в касании их рук гармонии гораздо
больше, чем в музыке.
Некурортные пассажиры были одеты иначе, говорили и вели себя по-другому. Каждый сектор
представлял собой как бы один из срезов современной жизни, один из ее очередных этапов, каждый
из которых сопровождается сменой облика.
Самолеты на Европу и Америку перевозили в основном тургруппы, состоящие из обеспеченных
пожилых семейных пар, или студентов, одинаково одетых и держащихся стайками, будто вокруг
рыскали хищники, подстерегающие каждого, кто неосторожно отстанет.
И, конечно, там были ретивые бизнесмены, посвящающие даже время между рейсами
сосредоточенному изучению своих представительских материалов… современные самураи…
сражающиеся за Японию на полях коммерции.
Самый близкий к Рэйко выход — к рейсам на Бангкок, Манилу, Сеул. И здесь тоже бизнесмены, но
они направляются уже за наградами — плодами своего успеха. Женщины часто сплетничали о том,
что происходит во время этих… поездок кайрайк. Рэйко никогда не знала, чему тут можно верить, но
предвкушения обладателей билетов именно этого сектора ощущала. Большинство пассажиров — в
деловых костюмах, но их настроение отнюдь не было деловым. В руках кейсы, но, похоже, работа
никого особенно не занимает.
Рэйко не заблуждалась, какого рода «коммерцией» занимались во время таких поездок. Впрочем, в
Корее быстро развивается промышленность… Скорее всего, половина таких командировок и в самом
деле были деловыми.
Вот Тецуо, должно быть, действительно направлен компанией по делу, иначе, зачем бы ему
приглашать ее с собой? Возможно, эти россказни всё сильно преувеличивают, решила Рэйко.
Иностранцы ожидали посадки с типичной для гайжин несдержанностью — громко разговаривая,
бесцеремонно рассматривая окружающих. За суетящимися европейцами и американцами выстроилась
аккуратная очередь японцев.
Юми, сестра Рэйко, подняла Юкико, чтобы та помахала родителям на прощание. Девочка казалась
грустной и растерянной, но вела себя хорошо. Она уже разбиралась в том, что прилично на людях, а
что нет, родителям не пришлось краснеть за ее слезы. Идя с Тецуо в толпе по пандусу, Рэйко
почувствовала острую боль расставания, хотя знала, что Юкико будет хорошо с тетей. Самое худшее
— Юми может ее разбаловать.
На борту Рэйко заметила, что они не одни такие — в хвостовом отсеке расположились еще
несколько супружеских пар. Женщины, казалось, нервничали больше своих мужей и внимательнее
слушали стюардесс, проводивших инструктаж на случай вынужденной посадки. Пронесясь по
взлетной полосе, огромная машина, наконец, поднялась в воздух.
Предупредительные огни погасли, струйки сигаретного дыма поплыли по салону. Мужчины
потянулись в буфет. Вскоре из-за перегородки послышался звон бокалов и резкий смех.
Рэйко поглядывала на других женщин, тихо сидевших рядом с опустевшими креслами. Одни
смотрели на зеленые горы Хонсю, пока самолет набирал высоту. Другие негромко беседовали между
собой. Кое-кто просто разглядывал свои руки.
Рэйко задумалась. Вряд ли все эти мужья взяли своих жен в деловую поездку в Сеул только ради
супружеских утех. Вряд ли.
Тут до нее дошло, что она разглядывает сидящих слишком пристально, и быстро опустила глаза.
Но все же успела кое-что заметить: все другие жены были ее ровесницами… Она обернулась, чтобы
поделиться этим наблюдением с мужем, и часто заморгала, обнаружив рядом с собой пустое место.
Пока она смотрела по сторонам, Тецуо потихоньку ушел. Вскоре из-за перегородки послышался
знакомый смех.
Она опустила глаза и нашла свои руки удивительно интересными — прекрасная кожа, тонкая
сеточка линий.
3
Тем же вечером в номере Тецуо сообщил, зачем он взял ее в Сеул.
— Нам пора иметь сына, — сказал он сухо.
Рэйко послушно кивнула.
— Сын — наша надежда.
Тецуо, конечно, любил свою дочь, но явно хотел мальчика, и Рэйко постаралась бы доставить ему
такую радость. Впрочем, не он ли настаивал, чтобы она еженедельно покупала противозачаточные
средства в соседней аптеке и регулярно ими пользовалась?
— Мы можем себе позволить еще только одного ребенка, — продолжал он, повторяя то, что она
уже знала. — Поэтому, мы должны быть уверены, что второй ребенок обязательно будет мальчиком.
Полушутя, она предложила:
— Шю дин[3], каждый день я буду ходить в храм Мизуко Джизо и возжигать благовония.
Если она надеялась вызвать его улыбку, то напрасно. Когда-то он подшучивал над древними
суевериями и они вместе смеялись — она, дочь ученого, и он, умный молодой бизнесмен,
закончивший университет в Америке. Теперь, однако, Тецуо кивнул и, казалось, принял ее обещание
всерьез.
— Хорошо. Но в любом случае, мы дополним молитвы технологией.
Из кармана пиджака он достал тоненькую брошюру и вручил жене. Оставив ее одну читать в их
маленьком номере, он спустился в бар к знакомым.
Рэйко увидела кричащие строки, резко напечатанные латинским шрифтом.
«Клиника Пака Джунга
Служба Селекции Пола Сеул, Гонконг, Сингапур, Бангкок Тайпей, Мексико Сити, Каир,
Бомбей
Удовлетворение Гарантировано»
Немного позже она разделась и легла в постель. Но там, в темноте, одна, она поняла, что не
сможет заснуть.
4
В клинике было довольно приятно. Во всяком случае лучше, чем ожидала Рэйко. Ей рисовалась
леденящая, стерильно-белая обстановка больницы. А приемная пастельных тонов, расписанная
аистами и другими символами счастливой судьбы, показалась обнадеживающей. Тецуо остался за
дверями, но улыбнулся и ободряюще кивнул, когда вышла медсестра, чтобы проводить ее в
смотровой кабинет.
Врачи держались профессионально учтиво, за что Рэйко была им благодарна. Они прослушали, и
простучали ее, и измерили температуру. Когда пришло время брать всякие анализы, боли почти не
чувствовалось, а ее честь защищалась перегородкой, проходящей на уровне пояса.
Потом ее вернули в приемную. Провожавший ее врач поклонился и сказал Тецуо, что она будет
готова зачать через три дня. Тецуо удовлетворенно вздохнул и, перед тем как уйти, еще раз
раскланялся с доктором.
Следующие несколько дней Рэйко мало видела Тецуо. Похоже, у него действительно были дела в
Сеуле — встречи, совещания по анализу рынка. Рэйко и другим будущим мамам клиника
предоставила гида. Они посетили Олимпийскую деревню, военные мемориалы, грандиозные музеи.
Изредка какой-нибудь прохожий неприязненно оглядывался на них, слыша японскую речь. В
остальном, корейцы показались Рэйко гораздо симпатичнее, чем ей представлялось из историй,
слышанных с детства. Но, вполне возможно, встречные корейцы в свою очередь думали так же. Все это
было очень интересно.
И все же, это не могло быть повторением медового месяца. Она и не надеялась на возрождение
былого блаженства. Два вечера подряд Тецуо возвращался в номер поздно. Она чувствовала, что часть
своего дня он проводил в интимной близости с другими женщинами.
Даже объяснение, данное одной из будущих матерей, мало смягчило разочарование Рэйко.
— Некоторое количество свежего семени необходимо клинике для пополнения запасов,
«замороженных в предыдущие визиты», —говорила ей госпожа Накамура, пока они вместе ждали в
приемной на третий день. У Рэйко голова пошла кругом.
— Вы… вы хотите сказать, он некоторое время был донором?
Госпожа Накамура кивнула, утверждая, что Тецуо задумал все это давно, по меньшей мере
несколько месяцев назад. Во время двух последних поездок в Сеул он наверняка посещал клинику —
сдать сперму на заморозку. Или, что вероятнее, он воспользовался ближайшим домом кайрайк,
который, Рэйко теперь была уверена, поддерживал деловые отношения с врачами Пака Джунга.
— Я уверена, у заведения есть лицензия, и они там регулярно проходят осмотр, — добавила
госпожа Накамура. Рэйко поняла, какое заведение имелось в виду, и страшно разозлилась при одной
мысли, что Тецуо может прийти в голову посетить нелицензированный дом, подвергнув свою семью
риску заразиться какой-нибудь постыдной болезнью гайжин.
Она сдерживала себя, понимая, что ее бурная реакция отчасти вызвана горьким разочарованием.
Впрочем, Рэйко пыталась и здесь увидеть свою светлую сторону. Донорский материал наверняка
должен быть быстро обработан. Вот почему Тецуо продолжал пользоваться увеселительным
заведением даже тогда, когда она была здесь.
Она хорошо понимала, что сама себя успокаивает. Но сейчас защитить ее от отчаяния могли
только такие слабые доводы. Когда настало время, Рэйко легла и крепко прижала руки к груди, чтобы
перенести вторжение холодного стекла и пластика. Под наркозом ей снилось ее первое зачатие,
которое произошло естественным путем, когда ее руки и ноги обвивали живого теплого человека —любимого мужа.
Через три недели после их возвращения в Токио стало ясно, что все удалось — по крайней мере в
том, что касается зачатия. Слабость и рвота подтвердили радостную новость также четко, как и
окрасившаяся полоска из домашнего тест-набора. Подтверждения же мужского пола ребенка нужно
было еще ждать несколько недель. Но уверенность Тецуо окрыляла Рэйко.
Маленькая Юкико достигла того возраста, когда на полдня ребенка нужно отводить в дошкольную
группу. Рэйко приводила дочь на игровую площадку и наблюдала от входа как, выстроившись в своих
униформочках, дети внимательно следят за каждым элементом заботливо продуманных упражнений.
Им, похоже, нравилось одновременно хлопать в ладоши, в такт обучающим ритмам, подобранным
воспитателями. Но как знать, что лучше для ребенка?
Рэйко часто задумывалась, правильно ли они сделали, начав образование Юкико так рано — на
целых два года раньше, чем положенно по закону.
«Доузо охайри, насай![4]» — кричала руководительница своим маленьким воспитанникам.
Аккуратные ряды четырехлеток строились парами, проходили под арку, увитую бумажными цветами.
Все это было так чуждо и непохоже на ее собственное детство.
Она знала — сейчас трудные времена, Тецуо решил обеспечить своим детям максимальные
преимущества перед вступлением в мир конкуренции. Юкико была одной из десяти девочек в
подготовительной группе джуку, все остальные были мальчики. Обычно считалось излишним
беспокоиться о женском образовании. Но Тецуо был убежден, что их дочь тоже должна получить
подготовку, обеспечивающую лидерство, во всяком случае среди девочек.
Тонкие голоски декламировали стихи… Рэйко помнила, что до вступительных экзаменов в
детский сад маленькой Юкико осталось всего четыре недели. А для мальчиков курс джуку,
насыщенный напряженной учебой и частыми испытаниями, начинался даже раньше. Это делалось с
согласия родителей, вверяющих судьбы малышей специальным «детским университетам», что стоило,
кстати, немалых денег.
Месяц назад в печати появилась статья о шестилетке, которому стало стыдно жить, когда он не
сдал экзамен… Рэйко отвернулась с содроганием. Она поправила оби[5] и, глядя под ноги, поспешила
на ближайшую станцию — нужно было успеть на следующий поезд.
Похоже, спасительного часа пик больше не существовало. Гибкий график работы только
растягивал хаос на весь день. Станционный регулировщик в белых перчатках втиснул Рэйко в вагон.
Автоматически она отгородила невидимыми ширмами свое тело и самое свое существо, игнорируя
толкущихся незнакомцев — женщин с сумками в ногах, множество мужчин, прячущих глаза за
иллюстрированными журналами, — пока ее не вынесло на платформу возле Университета Кайго.
Смог, копоть и шум транспорта уничтожили полу деревенскую атмосферу, вызванную
воображением из прошлого. Самые ранние воспоминания Рэйко — тогда она была в возрасте Юки-ко
— о старинном доме, где она, дочь профессора, выросла, тихо играя на полу пыльного кабинета,
пропитанного ароматом книг, которыми он был забит до самого потолка, и чьи стены украшены были
прекрасной каллиграфией маки моно [6]. Втайне от отца она сосредоточенно вслушивалась в его
беседы со студентами, коллегами и даже с посетителями гайжин из чужих стран, по-детски уверенная
в том, что со временем она научится понимать их смысл и однажды войдет в его мир, чтобы
разделить с отцом его труд, его гордость, его свершения.
«Когда же изменились мои мечты?» — удивилась Рэйко.
Воспоминания о детских фантазиях обычно вызывали у нее улыбку. Но сегодня они почему-то
расстроили ее.
«Я изменилась очень давно, — думала она. — И на что мне жаловаться, когда у меня есть все?»
Однако, как ни странно, ее сестра Юми, такая тихоня в детстве, теперь стала образованной и
уверенной в себе, а она, Рэйко, не может представить себе более важной роли, более великой чести,
чем исполнять обязанности жены и матери.
Хорошо бы зайти повидать отца. Но сегодня времени совсем не будет. Раньше всех ее новости
должна узнать Юми. Рэйко поспешила через дорогу туда, где напротив университета размещались
коммерческие фирмы
— фаланга индустриальных гигантов, чье надежное партнерство
способствовало процветанию Кайго. Охранник у служебного входа «Фугизуку Энтерпрайзерз» узнал
ее — раньше она работала здесь и потом часто заходила. Он поклонился и, улыбаясь, попросил
только расписаться в карте посетителей.
Кратчайшим путем, вдоль гигантской стеклянной стены, Рэйко направилась в Сад Созерцания
компании. За этой прозрачной преградой в лабораториях «Фугизуку» выпускали известную всему
миру биоинженерную продукцию.
Тысячи белых клеток располагались по стенам огромного зала, в каждой — по три-четыре белых
хомячка, полученных для достижения безупречной идентичности путем клонирования. Подчиняясь
неслышному, но настойчивому ритму автоматов, четко поднимающих и переносящих клетки к
длинному столу, работали люди в масках и белых халатах — поблескивали их иглы и скальпели.
Даже через стекло Рэйко чувствовала знакомую вонь грызунов. Она проработала здесь несколько
лет, до первой беременности. «Либерализм» гайжин внедрился ныне настолько, что женщины больше
не были обязаны увольняться сразу после свадьбы. Сказать по правде, Рэйко не очень скучала по этой работе.
Задняя дверь выходила во внутренний дворик — тихое и спокойное место в центре огромного
Токио. В саду, среди заботливо ухоженных карликовых деревьев и аккуратных песочных грядок, под
тонко вырезанными вратами храма церемония подходила к концу. Рэйко сложила руки и вежливо
ждала, пока священнослужитель закончит мантру, многие женщины из «Фугизуку» кланялись у
окутанного благовониями алтаря. Машинально Рэйко присоединилась к молитве.
— О, Ками[7] Маленьких Млекопитающих, прости нас! Не наказывай наших детей за то, что мы
делаем тебе.
Ежемесячный ритуал совершался для умиротворения духов убитых хомяков, отдавших свои жизни,
так много жизней, на благо компании, ради общего процветания. Когда-то такие молебны смешили
Рэйко, но теперь она не чувствовала себя так уверенно. Разве не сама жизнь устанавливает
равновесие? Гайжин бесконечно спорят о том, насколько это этично — приносить животных в жертву
человеку. «Спасите китов!» — кричат они, — «Спасите криль!». Но зачем Западу так беспокоиться о
защите низших животных, если только там тоже не боятся неумолимого возмездия кармы?
Если животные действительно имеют ками, то их призраки должны бродить тут, в здании
«Фугизуку»,
И необходимо предпринимать защитные меры. Ведь едва открывают глаза
новорожденные хомяки, как им вводят вирусы для выработки антител и интерферона. Жертвуют
тысячами зверьков ради нескольких миллиграммов драгоценных чистых молекул.
Теперь, когда новая жизнь формировалась внутри нее, Рэйко не могла пренебрегать малейшей
возможной опасностью. Она страстно присоединилась к примирительной молитве.
О, злые духи, не троньте моего ребенка.
Позже Рэйко с Юми перекусили в саду — Рэйко принесла завтрак в лакированной коробке. Ее новость
Юми встретила с восторгом, с увлечением говорила о всех приготовлениях, которые необходимо
сделать, прежде чем ребенка привезут домой. В тоже время Рэйко казалось, что под энтузиазмом
сестра скрывает какие-то опасения.
Наверняка Юми с самого начала догадывалась о настоящей причине их поездки в Сеул. Во многом
младшая сестра была гораздо проницательней Рэйко. Тем не менее Юми никогда не упрекала Рэйко
за ее брак, не говорила ничего такого, что могло бы разрушить надежды сестры. Вот и о Тецуо она
сказала теперь лишь:
— Когда наша семья познакомилась с ним, отец и все мы думали, что тебе будет трудно уживаться
с Тецуо, при его эксцентричности и приверженности идеям западного либерализма. Теперь же он
очень нас удивил. Кто мог знать, что спустя несколько лет твой муж пожелает стать образцовым
японцем?
Рэйко широко раскрыла глаза. Тецуо пытается это делать? Она задумалась. Но никакие уговоры не
заставили Юми сказать что-нибудь еще.
7
Вторая поездка в Сеул была еще короче и едва ли не внезапнее первой. Рэйко едва успела сложить
ранец Юкико и отвести ее к Юми, как им уже нужно было спешить в аэропорт, на рейс, на который
заказал билеты Тецуо.
Опять врачи из клиники Пака брали анализы за перегородкой чести. Рэйко хватило образования,
чтобы понять суть случайно услышанного разговора.
Они говорили о тестах… тестах на потенциальные генетические дефекты, рецессивный
дальтонизм, скрытые признаки близорукости, на правильность половых хромосом. Когда смысл этих
слов дошел до нее, у нее затряслись колени.
Они решали, жить или умереть плоду, еще такому маленькому, что внешне еще ничего не было
заметно.
Она слышала, что еще и теперь в деревнях на окраинах Китая новорожденных девочек топят. А
здесь их тестируют, выявляют и удаляют из матки до первого крика. Еще до того, как душа успеет
даже обрести форму.
Рэйко боялась, что ей сейчас объявят о таком непоправимом дефекте плода как женский пол. А
когда они вернулись с хорошими новостями, улыбаясь и кланяясь, Рэйко чуть не упала в обморок от
облегчения. С этого времени Тецуо стал так внимателен, словно беременность была ее великим
свершением, и теперь он мог гордиться своей женой.
Летя домой, они держались за руки. И следующее четыре чудесных месяца Рэйко думала, что ее
испытания близятся к концу.
Теперь Тецуо часто приходил домой рано, пропуская все (кроме самых важных) бизнес-обеды и
встречи с коллегами. Он играл с Юкико, шутил и смеялся. Вместе с Рэйко они обсуждали будущее
сына, который с рождения будет окружен самым пристальным вниманием, получит самое лучшее
образование, у которого будет все, что необходимо для успеха в этом жестоком расчетливом мире,
полном конкуренции.
Его сыну, поклялся Тецуо, не придется раболепствовать, чтобы подниматься по иерархической
лестнице и обрести наконец высокий статус. Он не позволит ни детям, ни учителям мучать своего
сына жестокими ритуалами групп солидарности куми. Его сын сам станет главой иерархии. Когда его
сын будет произносить кампай, его бокал поднимется выше остальных.
Когда Тецуо прикасался к ее растущему животу, его взгляд светлел, и Рэйко чувствовала, что ради
этого стоит жить.
Потом, на четвертом месяце, Тецуо принес еще один тонкий белый конверт с двумя красно-
зелеными авиабилетами.
Она вскрикнула от удивления, когда увидела изображение на экране. Доктора Клиники Пака
направили ультразвуковые волны в ее матку, а компьютеры преобразовали беспорядочные отражения
в поразительную картину жизни, развивающуюся внутри нее.
— Это похоже на обезьяну! — закричала она в ужасе. Ее мысли заметались: «Наверняка, это что-то
такое, чему доктора никогда не позволят родиться!»
Один из них грубо расхохотался. Другой был внимательнее. Он объяснил:
— На этом этапе развития плод имеет много общего с нашими далекими предками, которые жили
давным-давно. Совсем недавно, например, у него были жабры и хвост. Но они уже рассосались.
Последовательно он будет становиться похожим на тех предков, что стоят к нам все ближе и ближе,
пока, наконец, не появится в человеческом облике.
Рэйко облегченно вздохнула. Кто-то упомянул звучащий по-западному термин «резюме», и вдруг
она вспомнила, что однажды слышала или читала об этом. Покраснела от стыда — ну конечно, эта
вспышка заставит их думать, что она истеричка.
— Главное, мы установили, — продолжали врачи, — что акустические нервы уже на месте, и
вскоре начнут функционировать глаза.
— Значит, все хорошо? — спросила она. — Мой малыш здоров?
— Ваш Минору будет замечательным, сильным мальчиком.
— И можно теперь домой?
Второй врач покачал головой.
— Мы переходим к выполнению следующей части нашего контракта. Нужно ввести к вам в матку
очень важное устройство. Не беспокойтесь. У нас тут большой опыт, а вам это не доставит никаких
неудобств, только придется пробыть в клинике двое суток.
Потрясенная, Рэйко даже не думала возражать, когда ей делали укол. С внезапной сонливостью
она смотрела на расплывающийся мир, пока ее везли в операционную. Там разговаривали тихо, это
был разговор профессионалов между собой. К ней никто не обращался.
— Гомэн насай, — произнесла она, почувствовав маску анестезии, и сладкий, приторный запах
появился во рту и горле. — Простите, я очень устала.
Приглушенные мысли Рэйко носились вокруг раскаленного ядра стыда. Она забыла, за что просит
прощения, но что бы это ни было, Рэйко знала, это должно быть что-то ужасное.
Вскоре, после третьего возвращения домой, ее сны начали наполняться кошмарами. Они вырастали
из смутного, неясного ощущения подавленности и страха. Кошмары не будили ее, но по утрам, когда
нужно было провожать Тецуо на работу и Юкико в сад, она ощущала усталость. Часто, когда все
уходили, она падала обратно на татами. У нее не было сил. Эта беременность, похоже, отнимала у
нее гораздо больше сил, чем первая.
К тому же эта музыка. От музыки некуда было деться.
Вначале было даже приятно. Крошечный механизм, имплантированный в матку, едва ощущался
пальцами. Он питался энергией от маленьких батареек, которых вполне хватит еще на пять месяцев.
На данном этапе развития плода устройство только и делало, что играло музыку. Бесконечно,
снова и снова, музыка.
— Минору ва, гаку сей десу, — сказал Тецуо. — Маленький Минору теперь студент. Его мозг,
конечно, пока не способен воспринимать более сложные уроки, но музыку он может воспринимать
даже сейчас. Он родится с отменным слухом, зная гармонию как бы инстинктивно.
Тецуо улыбался.
— Минору кун ва, он-гаку га суки десёу[8].
Так, ряды звуков повторялись, снова и снова, пульсируя в ней как гидролокатор, отражаясь от
стенок и перегородок тела, преломляясь и пронизывая ее внутреннее море, резонируя с ударами ее
сердца.
Юми перестала приходить к ним в те часы, когда Тецуо мог быть дома. Отец назвал
отвратительным согласие Тецуо на вмешательство в естественный ход вещей. Рэйко вынуждена была
защищать Тецуо.
— Вы слишком прозападные, — повторяла она слова мужа. — Вы также слепо принимаете гайжин
и их чуждые понятия о природе и вине. В том, что мы делаем, нет ничего постыдного.
— Сомневаюсь, — отвечал отец раздраженно.
Юми вмешалась:
— Постыдно утаивать тогда то, что вы делаете.
— Что ж, — отвечала Рэйко, — только вы двое и выражаете неодобрение. Все друзья и коллеги
Тецуо восхищаются этим! Соседи заходят ко мне послушать музыку!
Отец и сестра переглянулись, словно она сама только что подтвердила их правоту. Но Рэйко не
поняла этого. Она знала только, что должна оставаться на стороне мужа. Другого выбора у нее не
было. У Юми есть еще возможность построить для себя более «современный» брак, но Рэйко, как ей
казалось, такой путь мог привести только к семейному хаосу.
— Мы стремимся с самого начала предоставить нашему сыну максимальные преимущества, —
заключила она. И на это, конечно, трудно было возразить.
— Посмотрим, — подытожил отец.
И она, переменив тему, заговорила о цвете осенних листьев.
На исходе шестого месяца предмет в матке произнес первые слова.
Она вскочила в темноте, кутаясь в одеяло. В первый момент Рэйко в ужасе подумала, что это
призрак, или сам младенец шепчет зловещие пророчества из глубины ее тела. Слова были
неразборчивыми, но вызывали вибрацию, которую она чувствовала трясущимися пальцами.
Понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что это опять машина, приступившая к следующей
фазе обучения плода. Рэйко со вздохом облегчения откинулась на подушки. Рядом, не догадываясь о
таком событии, тихо, удовлетворенно, похрапывал Тецуо.
Рэйко лежала, прислушиваясь. Она никак не могла разобрать, что именно излагала машина —
медленно, с повторениями. Но малыш отреагировал — задвигался. Может, он поворачивается
поближе к динамику, думала она. Или, наоборот, пытается отвернуться. Если так, то он в ловушке,
заключен в самой тесной, самой безопасной, круговой тюрьме.
Врачи уверяли, что это не вредно, напомнила себе Рэйко. Конечно, эти мудрые люди не сделают
ничего плохого ее ребенку. Впрочем, хотя это и был новейший метод, они с Тецуо не были первыми.
До них были другие, доказавшие, что все нормально.
Успокоившись, но зная, что сон не вернется, она встала до восхода солнца, которое превратит
небо на востоке в скучную туманную серость. Рэйко с головой погрузилась в домашние хлопоты,
стремясь сделать жизнь своей семьи как можно приятней и удобней.
Однажды вечером они вместе сидели перед телевизором, была передача о генной инженерии.
Репортеры увлеченно рассказывали о том, как в будущем ученые смогут расчленить и объяснить код
самой жизни. Люди специализируют растения, животных, даже своих потомков, сделают их сильнее,
умнее, лучше, чем когда-либо.
Она услышала, как Тецуо с завистью вздохнул, но ничего не сказала. Она же с облегчением
положила голову ему на плечо, скрывая свои мысли.
«К тому времени мне уже будет поздно рожать. Все эти чудеса будут заботой других женщин».
Рэйко знала, что будет дальше. Она очень старалась заранее подготовить себя и все-таки испытала
шок, когда примерно через неделю ее живот засветился. Ночью, когда огни в доме были погашены,
можно было видеть, как ее растущий живот слабо переливался различными цветами. Внутри нее что-
то мерцало. Но это был холодный свет.
Вскоре пришли любопытные соседки, они хотели все увидеть своими глазами. Они восхищенно
перешептывались, глядя на свечение, которое передалось ее коже от маленького устройства, и
обращались к ней с таким уважением, что она не посмела прогнать их, как бы ей этого ни хотелось.
Напросились в гости даже несколько завистливых коллег Тецуо, чтобы тоже посмотреть. На другой
день Рэйко должна была спешно готовить особо изысканный обед для начальника Тецуо. Большой
человек похвалил ее умение стряпать и высоко оценил смелость и проницательность Тецуо.
Рэйко не стеснялась показывать небольшой участок кожи в затемненной комнате, и, когда гости
хотели послушать уроки Минору, холодные прикосновения стетоскопа ее не смущали. Стыдливость
ничего не значила по сравнению с той гордостью, которую она испытывала, помогая Тецуо.
Хотя она все-таки беспокоилась. Что показывала ребенку машина, там, внутри нее? Может быть,
он уже изучает дальние страны, которых сама она никогда не видела? Или машина описывает ему
биологические факты жизни? Где он уже побывал и что с ним происходит?
Или машина запечатлевает в нем холодные, изящные математические формулы, формируя гения,
пока его мозг податлив как тесто?
Отец кое-что объяснил ей, когда она предпоследний раз навещала родительский дом. Пока Юми с
матерью убирали посуду после обеда, профессор Сато просматривал названия программ,
перечисленных в брошюре Клиники Пака.
— «Абстрактная
геометрия
и
топология»,
«Определение
музыкальных
тонов»,
«Основы
лингвистики» … Хон га нан-сатзу аримас-ка?[9] Хм-м. — Отец отложил брошюру и попытался
объяснить. — Безусловно, плод не может усвоить предметы, которых не в состоянии усвоить ребенок.
Он не может по-настоящему понимать речь, например. Он ничего не знает пока о людях и о мире.
Специалисты, по-видимому, знают, что бесполезно перегружать фактами бедного малютку. Пока это
прокладка путей, тропинок… закладка основ тем способностям, которые ребенок проявит позже, в
школьные годы. — Нехотя отец признал, что ученые, похоже, умеют это делать. — Очень они
умные, — сказал он. Вздохнув, добавил: — Это не обязательно значит, конечно, что они
действительно знают, что делают. Лучше бы они были не такие умные. Хотя бы наполовину.
Предупреждающий взгляд Юми заставил его замолчать. Но одного его тона оказалось достаточно,
чтобы Рэйко вздрогнула.
Вскоре она стала избегать отца и даже Юми. Дни тянулись, а тяжесть, которую она носила, все
увеличивалась. Плод теперь почти не шевелился. У нее было такое ощущение, будто он все
внимательнее прислушивается к своим урокам.
