Демократия в Америке

[djjaz63]

Подробнее...

Инвариант  Алексис де Токвиль
(1805 — 1859)
Демократия в  Америке 
Продолжаем публикацию глав книги А. де Токвиля, находящейся в центре дискуссий в современной
Америке. Предыдущие главы:
Предисловие к журнальной публикации. Введение. Гл. I. Внешние очертания Северной Америки. —
№ 4, 1994; Гл. II. Происхождение англоамериканцев и как оно сказалось на их будущем. — № 5, 1994;
Гл. III. Общественный строй англо-американцев. Гл. IV. О принципе народовластия в Америке. — № 6,
1994; Гл. V. Необходимость изучить происходящее в отдельных штатах, прежде чем перейти к
описанию управления всем Союзом. — № 1–2, 1995; Гл. VI. Судебная власть в Соединенных Штатах и ее
влияние на политическое устройство общества; Гл. VII. О политической юстиции в Соединенных
Штатах. — № 3, 1995; Гл. VIII. О федеральной конституции. — № 4, 1995.
Публикуется по изданию:
Алексис де Токвиль. Демократия в Америке.
М., Прогресс, 1992.
Перевел Виталий Олейник
СУДОПРОИЗВОДСТВО В ФЕДЕРАЛЬНЫХ СУДАХ
Естественная слабость судебной власти в государствах с федеративным устройством. —
Законодатели должны стремиться к тому, чтобы дела в федеральных судах возбуждались по
возможности против отдельных личностей, а не против штатов. — Как американцы добились
этого. — Рассмотрение дел простых граждан непосредственно федеральными судами. —
Косвенное давление на штаты, нарушающие законы Союза. — Постановления федеральных судов
не отменяют законов штатов, но ослабляют их действие.
Я изложил права федеральных судов; однако не менее важно знать, каким образом эти права
применяются на практике.
Неодолимая сила правосудия в странах с неделимой верховной властью заключается в том, что
суды здесь представляют всю нацию, которая вступает в борьбу с отдельной личностью,
подвергающейся судебному преследованию. К понятию права добавляется понятие силы, которая
служит опорой данному праву.
Однако в тех государствах, где верховная власть разделена, не всегда получается именно так. Там
перед правосудием чаще всего предстает не отдельная личность, а определенная часть нации.
Вследствие этого моральная и материальная силы правосудия становятся менее внушительными.
В федеративных государствах, таким образом, судебная власть слабее, а подсудимый — сильнее.
В федерациях законодатель постоянно нацелен на то, чтобы придать судам такую же важную роль,
какую они играют у народов, не установивших у себя разделение верховной власти, — то есть,
другими словами, постоянные усилия законодателей должны сосредоточиваться на том, чтобы
федеральная судебная власть представляла в своем лице нацию, а подсудимый — лишь частный
интерес.
Всякому правительству, какова бы ни была его природа, необходимо иметь возможность влиять на
людей, которыми оно управляет, с тем чтобы заставлять их воздавать ему должное; оно вынуждено
действовать против них, чтобы защищаться от их нападок.
Что же касается прямого воздействия правительства на граждан, дабы принудить их подчиняться
законам, то Конституция Соединенных Штатов определила (и в этом проявилось ее совершенство),
что федеральные суды, действующие от имени этих законов, должны всегда иметь дело только с
отдельными личностями. И в самом деле, раз было провозглашено, что федерация в пределах,
очерченных конституцией, представляет единый народ, то правительство, созданное на основе
данной конституции и действующее в ее рамках, было облечено всеми правами общенационального
правительства, главным среди которых являлось доведение всех его предписаний до простых
граждан, минуя каких-либо посредников. Так, например, когда Союз отдавал распоряжение о
взимании налогов, это должно было означать, что он обращается вовсе не к штатам с призывом о
начале процедуры сбора этих налогов, но к каждому американскому гражданину, чтобы он платил их
в соответствии с определенными ему размерами налогообложения. В свою очередь федеральный суд,
в чьи обязанности входило обеспечение выполнения данного закона, выносил обвинительный
приговор не в отношении строптивого штата, а в отношении непослушного налогоплательщика.
Федеральное правосудие, как и суды других стран, непосредственно сталкивается лишь с отдельными
личностями.
Заметьте, что в данном случае Союз сам избирает своего противника, а выбирает он того, кто
послабее, и, естественно, этот противник оказывается побежденным.
Однако трудности возрастают, когда Союз вместо того, чтобы нападать, бывает вынужден
защищаться. Конституция признает за штатами право издавать законы. Эти законы могут нарушить
права Союза. Тогда Союз, в силу необходимости, вступает в противоборство с верховной властью того
штата, который издал этот закон, и ему из всех возможных способов воздействия остается лишь
выбрать тот, который окажется наименее опасным. Этот способ и заложен изначально в основу тех
общих принципов, которые я уже перечислил[23].
Можно предположить в таком случае, что Союз мог бы возбудить в федеральном суде дело против
штата и суд признал бы данный закон недействительным; эта процедура соответствовала бы
нормальному ходу вещей. Однако при этом федеральное правосудие столкнулось бы лицом к лицу со
штатом, чего хотели по возможности избежать.
Американцы рассудили, что в ходе исполнения нового закона почти наверняка создастся
положение, при котором этот закон ущемит чьи-то частные интересы.
Вот авторы федеральной конституции и взяли этот частный интерес за основу, чтобы
противодействовать тем законодательным акциям, которые могут противоречить интересам Союза.
Именно этому частному интересу они и оказывают покровительство.
Так, например, некий штат продает свои земли частной компании. Год спустя новый закон
распоряжается этими же землями совершенно иначе и тем самым нарушает то положение
конституции, которое запрещает изменять права, приобретенные в силу договорных обязательств.
Когда же лицо, купившее земли на основании нового закона, решает вступить во владение ими, то
владелец, чьи права основаны на прежнем законе, предъявляет ему иск в федеральном суде и
добивается признания его права на владение недействительным. Следовательно, в этом случае
федеральное правосудие фактически входит в столкновение с верховной властью штата, однако оно
сталкивается с нею лишь косвенно, да к тому же применительно к частному случаю. Таким образом,
федеральная судебная власть наносит удар не по закону как таковому, а по результатам его
применения; она не аннулирует его, хотя и ослабляет его силу.
И наконец, остается изложить последнюю гипотезу.
Каждый штат представляет собой некую корпррацию, которой свойственно особое существование
и особые гражданские права — стало быть, этот штат может выступать как истцом, так и ответчиком
в суде. Например, один штат может преследовать в судебном порядке другой штат.
В этом случае, с точки зрения Союза, речь идет уже не об опротестовании того или иного местного
закона, а о судебном деле, в котором одной из сторон является штат. Это такое же судебное дело, как
и любое другое; разница заключается лишь в уровне конфликтующих сторон. Здесь-то и кроется
опасность, упомянутая мною в начале данной главы; правда, на сей раз она неизбежна, ибо заложена
в самой сути федеральных конституций, результатом которых всегда будет возникновение в рамках
государства отдельных его членов, которые окажутся настолько могущественными, что правосудие
сможет действовать против них лишь с очень большим трудом.
ВАЖНОЕ МЕСТО, ЗАНИМАЕМОЕ ВЕРХОВНЫМ СУДОМ СРЕДИ ВЫСШИХ
ГОСУДАРСТВЕННЫХ ОРГАНОВ
Ни один народ не создавал столь мощной судебной власти, как американцы. — Сфера
компетенции американского правосудия. — Его политическое влияние. — Спокойствие и само
существование Союза зависят от мудрости семи федеральных судей.
Когда, подробно рассмотрев устройство Верховного суда, переходишь к изучению всей совокупности
прерогатив, которыми он располагает, то без труда обнаруживаешь, что никогда еще ни у одного
народа не было столь могущественной судебной власти.
Верховный суд как по природе своих прав, так и в соответствии с категорией подсудных ему дел
занимает более важное место, нежели любой другой известный суд.
У всех цивилизованных народов Европы правительство всегда проявляло большое нежелание
передавать на решение органов правосудия дела, которые касались его самого. Это нежелание,
естественно, становится тем сильнее, чем более абсолютной властью обладает правительство. И
напротив, по мере расширения свободы неизменно ширится и сфера компетенции судов; вместе с тем
ни одна из европейских стран и не помышляла о том, что всякое судебное дело, независимо от его
природы, может передаваться на рассмотрение судьям, чьи действия основаны на нормах общего
права.
В Америке эту теорию применили на практике. Верховный суд Соединенных Штатов является
единственным в своем роде общенациональным судебным учреждением.
Его обязанности включают толкование законов и текстов договоров; в сферу его исключительной
компетенции входит рассмотрение вопросов, связанных с морской торговлей, и в целом всех тех
проблем, которые относятся к области международного права. Можно даже утверждать, что хотя по
своей организации Верховный суд Соединенных Штатов — это сугубо судебное учреждение, почти все
его полномочия носят политический характер. Его единственная задача состоит в том, чтобы
принуждать к исполнению законов Союза, тогда как Союз регулирует лишь взаимоотношения
правительства с гражданами, а также всей страны — с иностранцами; взаимоотношения граждан
между собой почти всегда относятся к компетенции верховной власти штатов.
К данной причине, в силу которой Верховный суд в жизни американского общества имеет
чрезвычайно важное значение, следует добавить еще одну, значительно более существенную. Судам
европейских стран подсудны дела лишь частных лиц; что же касается Верховного суда Соединенных
Штатов, то можно сказать, что в его власти призвать к ответу даже независимые государства. Когда
судебный исполнитель, поднимаясь по ступенькам кафедры, произносит всего несколько слов: «Штат
Нью-Йорк против штата Огайо», то всякий присутствующий осознает, что находится в помещении
далеко не обыкновенного суда. А когда задумываешься над тем, что одна из тяжущихся сторон
представляет интересы миллиона человек, а другая — двух миллионов, то поражаешься той
ответственности, которая возложена на плечи семи судей, чей приговор способен обрадовать или
опечалить такое большое число их сограждан.
От семи федеральных судей постоянно зависят спокойствие, процветание и само существование
Союза. Без них конституция превратилась бы в мертвую букву; именно к ним обращается
исполнительная власть в надежде найти защиту от вмешательства законодательных органов; к ним
же обращается и законодательная власть, когда пытается оградить себя от тех или иных действий
власти исполнительной; обращается к ним и Союз — чтобы заставить отдельные штаты повиноваться
ему; и отдельные штаты — чтобы отклонить излишние притязания Союза; и общество, вступающее в
борьбу с частными интересами; и консервативные силы, борющиеся против демократической
дестабилизации. Власть этих семи судей огромна, однако она находится в постоянной зависимости от
общественного мнения. Судьи всемогущи до тех пор, пока народ готов повиноваться законам, но они
становятся бессильными, как только это повиновение прекращается. Между тем воздействие
общественного мнения настолько велико, что его чрезвычайно сложно учитывать на практике, ибо
невозможно с точностью указать его пределы. Нередко бывает столь же опасно держать себя в
определенных рамках, сколь и выходить за них.
Таким образом, федеральные судьи должны быть не только добропорядочными гражданами,
людьми просвещенными и честными — эти качества необходимы любому должностному лицу, — они
должны быть также и государственными деятелями, обязанными понимать дух своего времени;
бороться с препятствиями, которые можно преодолеть, и уклоняться от стремительного течения в тех
случаях, когда поток грозит как снести верховную власть Союза, так и нарушить должное
повиновение его законам.
Президент может ошибиться, и при этом государство нисколько не пострадает, потому что
президент обладает лишь ограниченной властью. Конгресс в состоянии совершить ошибку, но Союз
от этого не погибнет, потому что над конгрессом существует избирательный корпус, который может
изменить атмосферу в конгрессе, поменяв его членов.
Если же Верховный суд когда-нибудь окажется сформированным из людей неосторожных либо
продажных, то федерации следует опасаться либо анархии, либо гражданской войны.
Однако не следует заблуждаться: реальная опасность кроется отнюдь не в организации суда, а в
самой природе федеративных государств. Мы видели, что нигде не возникает большей
необходимости устанавливать могущественную судебную власть, как в странах с федеративным
устройством, ибо нигде отдельные личности, готовые вступить в борьбу с обществом, не бывают
столь сильны и не располагают столь значительными средствами для сопротивления материальной
силе правительства.
Между тем с увеличением потребности в сильной власти ей следует предоставлять все больше
простора и независимости. А чем более могущественна и независима власть, тем опаснее
злоупотребление ею. Таким образом, зло заложено вовсе не в организации государственной власти, а
в устройстве самого государства, обусловливающем функционирование этой власти.
В ЧЕМ СОСТОИТ ПРЕВОСХОДСТВО ФЕДЕРАЛЬНОЙ КОНСТИТУЦИИ НАД
КОНСТИТУЦИЯМИ ШТАТОВ
Как сравнивать конституцию Союза с конституциями штатов. — Федеральная конституция
обязана своим превосходством, в первую очередь, мудрости законодателей. — Законодательная
власть Союза меньше зависит от народа, нежели законодательная власть штатов. —
Исполнительная власть в своей сфере более свободна. — Судебная власть слабее подчинена воле
большинства. — Практические последствия такого положения. — Федеральные законодатели
уменьшили опасности, присущие демократическим формам правления, а законодатели штатов
усилили их.
Федеральная конституция существенно отличается от конституций отдельных штатов той целью,
которую она ставит перед собой, однако средства достижения этой цели вполне схожи с теми
средствами, которые предусмотрены конституциями штатов для достижения стоящих перед ними
задач. Объекты управления различны, но формы управления одинаковы. Именно в этой конкретной
области было бы полезным сравнить их между собой.
Я полагаю, что федеральная конституция совершеннее конституций штатов, что вызвано целым
рядом причин.
Нынешняя конституция Союза была разработана уже после того, как было принято большинство
конституций штатов, и, таким образом, при ее создании воспользовались уже имевшимся в этом
вопросе опытом.
Тем не менее, как можно убедиться, это всего лишь второстепенная причина, особенно если
принять во внимание тот факт, что после выработки федеральной конституции к Союзу
присоединилось еще одиннадцать новых штатов и что эти штаты в своих конституциях чаще всего
усиливали, а не уменьшали те недостатки, которые были свойственны принятым ранее конституциям.
Главная причина превосходства федеральной конституции заключается в достоинствах создавших
ее законодателей.
В эпоху, когда она разрабатывалась, гибель конфедерации казалась неизбежной, и это было для
всех очевидным. Находясь в безвыходном положении, народ выбрал, возможно, не тех людей,
которым он больше симпатизировал, но тех, которые вызывали у него наибольшее уважение.
Я уже отмечал выше, что практически все федеральные законодатели отличались высокой
образованностью и еще большим патриотизмом.
Все они заняли видные места в период общенационального кризиса, когда дух свободы креп в
постоянной борьбе с сильной и тяготеющей к безраздельному господству властью правительства.
Борьба была закончена, и хотя люди, охваченные страстями, все еще по привычке сражались с давно
уже не существующими опасностями, они все же сумели остановиться и бросить на свое отечество
более спокойный и проницательный взгляд; эти люди увидели, что революция полностью победила и
что отныне бедствия, угрожавшие народу, могли возобновиться лишь в результате злоупотребления
свободой. Они имели мужество высказать все, о чем думали, поскольку в глубине своих сердец они
ощущали искреннюю и горячую любовь к этой свободе; они осмелились сказать о ее ограничении
потому, что им меньше всего хотелось, чтобы она была уничтожена[24].
Большинство конституций штатов устанавливает срок действия полномочий членов палаты
представителей в один год и двухлетний срок — для сенаторов. Как следствие, члены
законодательного корпуса беспрестанно и самым тесным образом связаны с проявлением малейших
желаний со стороны своих избирателей.
Законодатели Союза сочли, что столь полная зависимость законодательной власти от народа
наносит ущерб наиболее важным достижениям существующей системы представительных органов,
ибо в этом случае народ превращается не просто в источник самой власти, но и в правительство.
В результате они увеличили срок действия полномочий выборных органов, чтобы предоставить
депутатам большую возможность для проявления собственных независимых убеждений.
Федеральная конституция, как и конституции различных штатов, разделила законодательный
корпус на две части.
Однако в штатах эти два подразделения законодательной власти состоят из одних и тех же
элементов, а их члены избираются одним и тем же способом. В результате страсти и желания
большинства с одинаковой легкостью проникают как в одну, так и в другую палату и быстро находят
в них инструмент для своего выражения, что придает излишне бурный и торопливый характер
процессу выработки законов.
Согласно федеральной конституции, обе палаты конгресса также формируются путем народного
голосования, однако условия избрания и порядок выборов этих палат различны. Это сделано для
того, чтобы, как это существует в некоторых государствах, одна из палат, хотя и не представляющая
каких-либо отличных от другой интересов, по крайней мере, проявила бы высшую мудрость при
организации своей деятельности. Сенатором может стать человек, достигший зрелого возраста,а
избирает сенаторов немногочисленная ассамблея, которая сама по себе является выборным органом.
Демократические государства имеют естественную склонность к концентрации всей общественной
власти в законодательных учреждениях, а поскольку законодательная власть прямо исходит от
народа, то именно она и является самым непосредственным выразителем его всемогущества.
С этим связано и присущее законодательным органам стремление сосредоточить в своих руках
наибольшую власть.
Это, с одной стороны, весьма пагубно влияет на их деятельность, а с другой — благоприятствует
деспотическим наклонностям большинства.
Законодатели отдельных штатов нередко всецело отдавались во власть этих инстинктов,
свойственных демократическим государствам; что же касается законодателей Союза, то они,
напротив, всегда мужественно боролись с ними.
В штатах исполнительная власть передана должностному лицу, которое казалось бы находится на
том же уровне, что и законодательное собрание, однако кто, как не губернатор, оказывается в
действительности просто слепым и пассивным орудием его воли. Откуда он может почерпнуть свою
силу? В длительности срока своего пребывания на посту? Но его обычно избирают на один год. В
своих полномочиях? Но можно сказать, что он их полностью лишен. Законодательное собрание
способно свести его деятельность к нулю, возлагая обязанности по воплощению, законов в жизнь на
специальные комиссии, создаваемые в его собственной среде. Если бы законодательная власть
пожелала, то она смогла бы в некотором смысле уничтожить губернатора, прекратив, например,
выплачивать ему жалованье.
Федеральная конституция сосредоточила все права исполнительной власти, равно как и все ее
обязанности, в руках одного человека. Она установила четырехлетний срок действия президентских
полномочий, обеспечила ему жалованье, выплачиваемое в течение всего периода его пребывания у
власти, предоставила в его распоряжение зависимых от него чиновников и вооружила его правом
отлагательного вето. Одним словом, старательно определив сферу компетенции исполнительной
власти, она постаралась, насколько это возможно, обеспечить президенту в этой сфере сильную и
независимую позицию.
В соответствии с конституциями штатов судебная власть оказалась менее зависимой от
законодательной власти. Тем не менее во всех штатах именно законодательное собрание назначает
судьям жалованье, что неизбежно подчиняет их его непосредственному влиянию. В некоторых штатах
судьи назначаются на определенный срок, что также лишает их значительной части их власти и
свободы действий.
В других штатах законодательная и судебная власть полностью переплелись: например сенат Нью-
Йорка для разбора некоторых категорий дел сам превращается в верховный суд штата.
Федеральная конституция, напротив, позаботилась о том, чтобы отделить судебную власть от всех
прочих. Кроме того, она обеспечила независимость судей тем, что провозгласила неизменность
размеров их жалованья и их несменяемость в должности.
Практические последствия этих разных подходов легко заметить. Для всякого внимательного
наблюдателя становится очевидным, что дела Союза ведутся много лучше, нежели дела любого из
штатов. Федеральное правительство справедливее и умереннее в своей деятельности, нежели
правительства штатов. В его позиции больше мудрости; в его проектах больше солидности и
разумных комбинаций, основанных на знаниях; в осуществлении любых начинаний оно проявляет
больше умения, последовательности- и твердости.
Чтобы подвести итог всему, изложенному в данной главе, достаточно сказать лишь несколько
слов.
Существованию демократии угрожают две основные опасности.
Первая заключается в полном подчинении законодательной власти волеизъявлениям массы
избирателей.
Вторая состоит в концентрации в законодательных органах всех прочих видов правительственной
власти.
Законодатели штатов способствовали возрастанию этих опасностей. Законодатели же Союза
сделали все, что было в их силах, чтобы они стали менее угрожающими.
ОТЛИЧИЕ КОНСТИТУЦИИ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ АМЕРИКИ ОТ ВСЕХ ПРОЧИХ
ФЕДЕРАЛЬНЫХ КОНСТИТУЦИЙ
На первый взгляд американская федерация похожа на все прочие федерации. — Между тем она
отличается от всех прочих. — Причины этого. — В чем заключаются отличия американской
федерации от всех остальных. — Американское правительство нельзя считать федеральным в
чистом виде, оно скорее является общенациональным правительством с ограниченными
полномочиями.
Соединенные Штаты Америки не были первым и единственным примером государственного
федеративного устройства. Даже не ссылаясь на древние времена, можно привести несколько
примеров по современной Европе. Швейцария, Германская империя, республика Нидерланды либо
были, либо продолжают оставаться федерациями.
Изучая конституции этих весьма несхожих между собой стран, можно не без удивления отметить,
что власть, которой они наделяют федеральное правительство, во многом напоминает ту, которую
американская конституция предоставляет правительству Соединенных Штатов. Как и американская
конституция, они передают центральной власти право заключать мир и объявлять войну, право
набирать войско и взимать налоги с населения, заботиться об удовлетворении общественных
потребностей и регулировать общенациональные интересы.
Между тем у всех этих столь разных народов федеральное правительство почти всегда отличалось
слабостью и неэффективностью, тогда как правительство американского Союза ведет свои дела легко
и энергично.
Первый американский Союз не мог продолжать свое существование именно по причине
исключительной слабости своего правительства, и тем не менее это слабое правительство
располагало такими же широкими правами, как и современное федеральное правительство. Можно
даже сказать, что в некоторых отношениях его права были даже более значительными.
Однако ныне действующая Конституция Соединенных Штатов содержит несколько новых
принципов, которые имеют очень важное значение, хотя поначалу они отнюдь не бросаются' в глаза.
И в самом деле, эта конституция, которую, на первый взгляд, легко спутать с любой
предшествующей федеральной конституцией, основана на совершенно новой теории, которую можно
считать великим открытием в области политических наук нашего времени.
Во всех федерациях, существовавших до образования в 1789 году американского Союза, народы,
объединявшиеся для достижения общих целей, соглашались повиноваться распоряжениям
федерального правительства, однако в то же время они продолжали сохранять в пределах
собственной территории право издавать указы и надзирать за исполнением законов союзного
значения.
Американские штаты, вошедшие в Союз в 1789 году, не только дали свое согласие на то, чтобы
федеральное правительство издавало для них законы, но и на то, чтобы оно само приводило эти
законы в исполнение.
Во всех федерациях, предшествовавших нынешнему американскому Союзу, федеральное
правительство обращалось к правительствам входящих в них государств для того, чтобы получить от
них средства на свое содержание. В тех случаях, когда та или иная мера, предписываемая
федеральным правительством к исполнению, не нравилась какому-либо из этих правительств, оно
всегда могло уклониться от необходимости повиноваться. Если правительство было сильным, оно
призывало к оружию своих граждан; если оно было слабым, то не обращало внимания на случаи
неповиновения законам федерации, ставшими уже его собственными, ссылалось на свое бессилие и
продолжало существовать как бы по инерции.
И всегда происходило одно из двух: либо самый сильный из объединившихся народов брал в свои
руки власть, принадлежавшую федеральному правительству, и от его имени управлял другими[25],
либо федеральное правительство оказывалось предоставленным самому себе и могло рассчитывать
лишь на свои собственные силы, и тогда в федерации воцарялась анархия, и сам союз становился
абсолютно недееспособным[26].
В Америке Союз управляет не штатами, а простыми гражданами. Когда федеральное
правительство намеревается собрать налоги, оно обращается не к властям Массачусетса, а к каждому
жителю этого штата. Прежние федеральные правительства имели дело с целыми народами, тогда как
американский Союз — с отдельными личностями. Сила, которой он обладает, не взята взаймы, но
присуща ему самому. Он имеет своих собственных правителей, свои суды, своих судебных
чиновников и свою армию.
Безусловно, национальный дух, общность чувств, провинциальные предрассудки каждого штата
приводят к определенному сужению сферы влияния федерального правительства подобного
устройства, а также к возникновению своеобразных очагов сопротивления его воле; имея лишь
ограниченные полномочия верховной власти, такое правительство не может быть столь же
могущественным, как то, которое обладает этой властью в полном объеме; однако именно в этом и
заключается недостаток, присущий федеративной системе правления.
В Америке каждый штат имеет гораздо меньше возможностей и поводов оказывать сопротивление
центру. Ну а если все же подобная мысль и возникнет в штате, то он может осуществить ее, только
открыто отказываясь подчиняться законам Союза, нарушая привычное функционирование судебной
власти, поднимая знамя бунта, — словом, он должен принять самые крайние меры, на что люди
обычно долгое время не решаются.
В прежних федерациях власть, предоставленная союзу, толкала его к войнам, а вовсе не
становилась источником его могущества и силы, поскольку эта власть умножала его требования, не
давая дополнительных средств для того, чтобы заставить себе повиноваться. Вот почему почти всегда
случалось так, что чем более крепла формальная власть федеральных правительств, тем слабее они
становились на самом деле.
В американском Союзе дело обстоит совершенно иначе. Как и большинство обыкновенных
правительств, федеральное правительство может делать все, на что оно имеет право.
В сознании человека легче возникают образы предметов, нежели слова, обозначающие
абстрактные понятия, поэтому люди часто употребляют множество неуместных слов и непригодных
выражений.
Некоторые нации образуют постоянные союзы и учреждают верховную власть, которая, хотя и не
распространяется на простых граждан в той же мере, что и власть национального правительства, тем
не менее воздействует на каждый из народов, вошедших в федерацию.
Именно это правительство, столь отличное от всех прочих, и называется федеральным.
Затем выявляется еще одна форма общественного устройства, при которой несколько народов
действительно сливаются в одну нацию для обеспечения общих для них интересов, что же касается
всех прочих вопросов, то они остаются отдельными народами, образующими федерацию.
В этом случае центральная власть воздействует на граждан без какого-либо посредника, сама
управляет ими и судит их, как это делает общенациональное правительство, однако все это
происходит в строго ограниченной сфере. Бесспорно, это уже не федеральное правительство, а
общенациональное с неполными функциями. Таким образом, была найдена новая форма
правительства, которое нельзя считать ни собственно общенациональным, ни федеральным в прямом
смысле этого слова; однако на этой форме правления и было решено остановиться в Америке, хотя
для обозначения этого нового явления до сих пор еще не нашли соответствующего термина.
Все старые союзы именно вследствие того, что им не была знакома подобная форма
федеративного устройства, пришли в конце концов либо к гражданской войне, либо к порабощению,
либо же к полному застою. Все народы, которые входили в их состав, были или недостаточно
просвещенными для того, чтобы найти средство от угрожавшей им болезни, или же им не хватало
мужества, чтобы употребить найденное средство на практике.
Первый американский Союз повторил все эти ошибки.
Однако в Америке федеративные штаты, прежде чем добиться независимости, в течение
длительного времени входили в состав одной целостной империи, и у них еще окончательно не
сложилась привычка полностью управлять самими собой, а национальные предрассудки еще не
смогли пустить там глубокие корни; во всех этих штатах по сравнению с остальным миром было
больше образованных людей, поэтому те страсти, которые обычно будоражат людей, заставляя их
сопротивляться расширению федеральной власти, ощущались в этих штатах значительно слабее, да и
великие политические деятели страны боролись с подобными страстями. Почувствовав болезнь,
американцы немедленно и решительно отыскали средство для ее лечения: они переделали законы и
спасли свою страну.

[djjaz63]

ПРЕИМУЩЕСТВА ФЕДЕРАТИВНОЙ СИСТЕМЫ ВООБЩЕ И ЕЕ ОСОБОЕ ЗНАЧЕНИЕ ДЛЯ АМЕРИКИ
Чувство счастья и свободы, испытываемое маленькими нациями. — Могущество больших
наций. — Великие державы стимулируют развитие цивилизации. — Сила страны нередко
является главной предпосылкой ее процветания. — Задача федеративной системы
государственного устройства заключается в соединении тех преимуществ, которыми обладают
народы, живущие как на больших, так и на малых территориях. — Преимущества данной
системы для Соединенных Штатов. — Законы существуют для населения, а не население для
законов. — Предприимчивость, прогресс, склонность к свободе и умение ее использовать,
присущие американцам. — Общественное сознание Союза есть не что иное, как отражение в
сжатом виде провинциального патриотизма. — Предметы и идеи свободно обращаются в
пределах территории Соединенных Штатов. — Союз свободен и счастлив, словно маленькая
страна, и вместе с тем его уважают, как страну большую.
В маленьких странах общество относится с большим вниманием к каждой мелочи, люди стремятся
улучшить буквально все; а так как устремлениям народа существенно препятствует его слабость, то
все усилия и средства практически целиком направляются на улучшение благосостояния страны, а не
растрачиваются понапрасну в погоне за славой. Более того, поскольку возможности каждого в этих
государствах ограничены, то ограничены в равной степени и сами желания. Скромные состояния
делают всех приблизительно равными; нравы там просты и миролюбивы. Принимая все это во
внимание и учитывая разный уровень нравственности и просвещенности населения, можно сказать,
что в маленьких странах народ живет обеспеченнее и спокойнее, чем в больших.
Когда же в маленькой стране устанавливается тирания, то неудобство данного положения здесь
ощущается более, нежели где-либо в другом месте, потому что, действуя на меньшем пространстве,
она распространяет свое влияние действительно на все стороны жизни общества. Она занимается
бесконечным множеством малых дел, не будучи в состоянии взяться за какое-либо важное начинание
и становясь одновременно необузданной и придирчивой. Оставив мир политики, который,
собственно говоря, является той истинной средой, в которой она должна действовать, она глубоко
проникает в частную жизнь. Контролируя действия людей, она стремится распоряжаться и их
вкусами; управляя государством, она хочет управлять и семьями. Однако так случается весьма редко;
свобода поистине составляет естественное условие существования маленьких наций. Участие в
правительстве этих стран представляет собой слишком слабую приманку для честолюбивых
устремлений, средства частных лиц здесь слишком ограниченны для того, чтобы верховная власть
могла легко попасть в руки одного человека. Если же такое все-таки происходит, то гражданам этой
страны нетрудно объединиться и общими усилиями свергнуть как самого тирана, так и тиранию.
Таким образом, маленькие страны во все времена были колыбелью политической свободы. И тот
факт, что большинство из них, становясь более крупными, теряло эту свободу, говорит о том, что
обладание свободой больше зависит от малого размера страны, нежели от характера населяющего ее
народа.
В мировой истории нет примера крупного государства, которое в течение продолжительного
времени оставалось бы республикой[27], это дает повод утверждать, что подобное и вовсе
невозможно. Что же касается меня, то я полагаю, что человек поступает весьма неблагоразумно,
пытаясь заключить возможное в какие-то рамки и судить о будущем, не видя вместе с тем ту
реальную действительность, с которой он сталкивается ежедневно; это приводит к тому, что он
беспрестанно оказывается захваченным врасплох даже в тех делах, в которых осведомлен наилучшим
образом. С уверенностью можно сказать лишь то, что крупная республика неизменно будет
подвергаться гораздо большей опасности, нежели маленькая.
Все гибельные для республик страсти возрастают пропорционально росту их территорий, в то
время как добродетели, служащие им опорой, вовсе не увеличиваются в той же прогрессии.
Честолюбивые устремления отдельных лиц нарастают вместе с укреплением могущества
государства; сила партий увеличивается в зависимости от важности тех целей, которые они ставят
перед собой; однако любовь к отечеству, которая должна оказывать противодействие всем этим
разрушительным страстям, не становится сильнее в большой республике по сравнению с малой.
Легко доказать, что в большой республике это чувство менее глубоко и менее сильно. Огромные
богатства и крайняя нищета, столичные города, падение нравов, рост индивидуализма, разброс
интересов — таковы опасности, ежедневно порождаемые большим государством. Многие из этих
факторов не причиняют никакого вреда существованию монархии, напротив, некоторые из них могут
даже способствовать ее долголетию. Кстати говоря, в монархиях сила правительства заключается в
нем самом, оно использует народ и в то же время не зависит от него; чем многочисленнее народ, тем
сильнее монарх. Республиканское же правительство может противостоять этим опасностям лишь при
поддержке большинства населения. Между тем эта опора правительства нисколько не больше, говоря
относительно, в крупной республике по сравнению с маленькой. Следовательно, в то время как
средства воздействия непрестанно увеличиваются в количестве и в мощи, противодействующая сила
остается неизменной. Можно даже сказать, что она сокращается, потому что по мере роста
численности населения и дифференциации образа мышления и интересов формирование прочного
большинства становится соответственно все более и более сложным.
Кстати говоря, замечено, что человеческие страсти приобретают большую силу не только в
зависимости от величия цели, к которой стремятся люди, но и вследствие того, что подобные
устремления появляются одновременно у множества людей. Любой человек испытывает более
сильное душевное волнение, оказавшись посреди возбужденной толпы, разделяющей его чувства,
нежели находясь в одиночестве. В большой республике политические страсти становятся
непреодолимыми не только потому, что цель, к которой стремятся люди, огромна по своему
значению, но еще и потому, что миллионы граждан одновременно захвачены одним и тем же
чувством.
Следовательно, в целом можно сказать, что ничто так не мешает благосостоянию и свободе людей,
как огромные империи.
Вместе с тем большие государства располагают и своими особыми преимуществами, которые
нельзя не признавать.
В этих государствах стремление к власти у обыкновенных людей выражено сильнее, чем в других
местах, да и любовь к славе здесь проявляется заметнее в тех душах, для которых рукоплескания
многочисленного народа являются достаточным вознаграждением за их дала и в каком-то смысле
поднимают их в собственных глазах. То обстоятельство, что мысль здесь более быстродейственна и
могущественна, идеи обращаются свободнее, столичные города представляют собой огромные
интеллектуальные центры, в которых сходятся, сверкая, все лучи человеческого разума, объясняет
нам, почему в крупных странах, по сравнению с маленькими, развитие просвещения и общий
прогресс цивилизации идут более быстрыми темпами. Следует также добавить, что важные открытия
нередко требуют такого уровня развития национальных сил, который правительство маленького
народа обеспечить не в состоянии; у крупных наций правительство генерирует больше общих идей,
решительнее освобождается от прежней рутины и местного эгоизма. Его проекты талантливее, а
действия смелее.
Благосостояние малых стран бывает более полным и всеобъемлющим до тех пор, пока они живут в
мире; когда же начинаются войны, они приносят им значительно больший ущерб, нежели крупным
государствам, отдаленность границ которых дает иногда возможность массам людей оставаться в
течение столетий вне непосредственной опасности, и поэтому для них война несет тяготы, но не
разрушения.
Кстати говоря, при рассмотрении этого вопроса, как и многих других, необходимо учитывать одно
соображение, которое превалирует над всеми остальными, а именно — соображение о необходимости
того или иного явления в обществе.
Если бы в мире существовали лишь маленькие страны, а больших не было бы и в помине, то
человечество, вне всякого сомнения, стало бы свободнее и счастливее. Однако существование
больших государств Неизбежно.
Это обстоятельство приводит к тому, что в мире для обеспечения национального благосостояния
появляется такой новый элемент, как сила. Что из того, что народ живет в свободном и
благополучном государстве, если ему ежедневно угрожает опустошение или завоевание? Какое
значение имеет то, что на его территории процветают промышленность и торговля, если другое
государство господствует на морях и устанавливает свои законы на всех рынках? Маленькие страны
нередко бедны не потому, что они маленькие, а потому, что они слабые. Таким образом, сила
зачастую превращается в одно из первейших условий счастья и даже самого существования страны.
Отсюда следует, что если не складывается каких-то особых обстоятельств, то маленькие народы рано
или поздно неизбежно оказываются присоединенными к большим либо насильственным путем, либо
по собственному желанию. Я не знаю более жалкого состояния народа, чем то, когда он не может ни
защищаться, ни существовать самостоятельно.
Именно для того, чтобы соединить воедино те преимущества, которыми обладают как большие,
так и маленькие страны, и была создана федеративная система.
Достаточно бегло взглянуть на Соединенные Штаты Америки, чтобы заметить все те выгоды,
которые они получили, установив у себя эту систему.
В крупных странах с централизованной властью законодатель вынужден придавать законам
единообразный характер, который не отражает разнообразия местных условий и обычаев: не будучи
осведомлен в частностях, он может исходить лишь из самых общих правил. В этих обстоятельствах
людям приходится по необходимости приспосабливаться к законам, потому что сами законы
совершенно не учитывают потребностей и обычаев людей, что является важной причиной
беспорядков и всяческих неприятностей.
Подобных несуразиц не существует в странах с федеративным устройством: конгресс принимает
основные законы, регулирующие жизнь общества, а местные законодатели занимаются ею в деталях.
Трудно себе даже представить, в какой мере такое разделение полномочий верховной власти
способствует благополучию штата, входящего в состав Союза. В этих маленьких обществах, которым
не нужно ни заботиться о своей защите, ни стремиться к увеличению своей территории, вся сила
государственной власти и вся энергия людей нацелена на улучшение их внутреннего положения.
Центральное правительство каждого штата, находясь в непосредственной близости от своих граждан,
ежедневно получает сведения о тех нуждах, которые возникают в обществе; в результате каждый год
предлагаются новые планы, которые обсуждаются на собраниях общин или на заседаниях
законодательных органов штатов и публикуются в прессе, вызывая всеобщий интерес граждан и
стимулируя их деятельность и усердие. Это стремление к совершенствованию постоянно
присутствует в жизни американских республик, не нарушая, однако, их спокойствия; честолюбивая
погоня за властью уступает здесь место любви к благополучию; это более обывательское, но
одновременно и менее опасное чувство. В Америке повсюду распространено убеждение в том, что
существование и прочность республиканских форм правления в Новом Свете зависят от
существования и прочности федеративной системы. Значительная часть тех бед, которые переживают
государства Южной Америки, приписывают тому, что там, вместо того чтобы разделить полномочия
верховной власти, пожелали образовать большие республики.
Несомненно, что в Соединенных Штатах склонность и привычка к республиканскому образу
правления зародились в общинах, а также в результате деятельности провинциальных ассамблей, и
жизнь дает тому примеры. Для такого небольшого штата, как Коннектикут, где важным политическим
мероприятием считается открытие канала или проведение дороги; где правительство не нуждается ни
в содержании армии, ни в ведении войн; где участие в правительстве не приносит людям ни
большого богатства, ни большой славы, — нельзя придумать ничего более естественного и более
соответствующего природе вещей, чем республиканская форма правления. И именно этот
республиканский дух, именно эти нравы и обычаи свободного народа, зародившись и развившись в
отдельных штатах, впоследствии легко распространяются по всей стране. Общественное сознание
Союза есть не что иное, как отражение в сжатом виде провинциального патриотизма. Привязанность
каждого гражданина Соединенных Штатов к жизни своей маленькой республики превращается в
любовь к общему для всех отечеству. Защищая Союз, он защищает и растущее благосостояние своего
штата, право заниматься решением местных проблем, а также надежду на осуществление планов по
улучшению жизни, что, в свою очередь, послужит и его собственному достатку — иными словами, все
то, что обыкновенно волнует людей больше, чем общенациональные интересы и слава нации.
С другой стороны, если жители страны по своему духу и нравам более чем другие склонны
добиваться процветания большой республики, то система федеративного устройства значительно
упрощает их задачу. В федерации американских штатов нет тех проблем, которые обычно
свойственны многочисленным скоплениям людей. Союз по своей территории является большой
республикой; однако его можно было бы в определенном смысле приравнять к маленькой республике
потому, что в ведении его правительства сосредоточено весьма незначительное число вопросов. Его
действия важны, но редко имеют место. А так как Союз обладает ограниченной и неполной верховной
властью, то использование им этой власти отнюдь не угрожает свободе и не порождает неуемных
стремлений ко всемогуществу и сенсациям, столь пагубным для больших республик. Поскольку в
Соединенных Штатах нет общего центра, в котором все должно неизбежно сводиться воедино, то
здесь не возникает ни огромных столичных городов, ни громадных состояний, ни глубокой нищеты,
ни внезапных революций. Политические страсти, вместо того чтобы, подобно пожару, мгновенно
распространяться по всей территории страны, перегорают в замкнутом мире интересов и страстей
каждого штата.
Вместе с тем в пределах Союза предметы и идеи циркулируют совершенно свободно, как внутри
единого народа. Ничто не препятствует здесь духу предпринимательства. Федеральное правительство
постоянно притягивает к себе всех талантливых и знающих людей. Внутри Союза царит прочный мир,
как в стране, подчиненной единой власти. Кроме того, Союз стоит в ряду самых могущественных
государств земного шара; его побережье длиной в восемьсот лье открыто для внешней торговли, и,
держа в своих руках ключи от целого мира, он заставляет уважать свой флаг на самых отдаленных
морских окраинах.
Союз свободен и счастлив, как маленькая страна, но славен и силен, как большая.
ПРИЧИНЫ, ПО КОТОРЫМ СИСТЕМА ФЕДЕРАТИВНОГО УСТРОЙСТВА НЕ МОЖЕТ
БЫТЬ ВВЕДЕНА У ВСЕХ НАРОДОВ, А ТАКЖЕ ПРИЧИНЫ, ПОБУДИВШИЕ
АНГЛОАМЕРИКАНЦЕВ ПРИНЯТЬ ЭТУ СИСТЕМУ
Любая федеративная система имеет недостатки, которые законодатель не в силах
преодолеть. — Сложность всякой федеративной системы. — Она требует от граждан
повседневного приложения их разума. — Практические навыки американцев в делах
государственного управления. — Относительная слабость правительства Союза — еще один
порок, присущий федеративной системе. — Американцы ослабили отрицательные последствия
этого порока, но не смогли окончательно ликвидировать его. — Верховная власть отдельных
штатов на первый взгляд слабее, чем верховная власть Союза, в действительности же она
сильнее. — Почему. — У народов, входящих в федерацию, должны существовать еще и
естественные причины их объединения в Союз. — Каковы эти причины у англоамериканцев. —
Штаты Мэн и Джорджия, удаленные друг от друга на 400 лье, связаны между собой более
естественными узами, нежели Нормандия и Бретань. — Война — наибольшая угроза для
федераций. — Это доказывает пример самих Соединенных Штатов. — У американского Союза
нет повода опасаться большой войны. — Почему. — Опасности, которые грозили бы народам
Европы в том случае, если бы они ввели у себя систему федеративного устройства наподобие
американской.
Иногда, приложив немалые усилия, законодателю удается оказать косвенное воздействие на судьбы
страны, и тогда люди прославляют его гений. Между тем часто бывает, что географическое
положение государства, неподвластное ему, общественный строй, сложившийся без его участия,
нравы и убеждения, источник которых ему неизвестен, происхождение страны, с которым он не
знаком, — все это вызывает в обществе такие неудержимые сдвиги, против которых он тщетно
борется и которые в свою очередь увлекают его за собой.
Законодатель похож на человека, который плывет в открытом море. Он может управлять своим
кораблем, однако он не в силах ни изменить его устройство, ни вызвать ветер, ни помешать океану
бушевать под килем корабля.
Я показал те выгоды, которые американцы получают от существования у них федеративной
системы. Мне остается лишь объяснить, что позволило им применить эту систему на практике; дело в
том, что далеко не всякий народ способен воспользоваться ее благами.
В' самой федеративной системе существуют недостатки случайного характера, связанные с
законами, которые могут быть исправлены законодателями. Однако встречаются и другие, которые,
будучи неразрывно связаны с этой системой, не могут быть ликвидированы народом, вводящим ее у
себя. Следовательно, этому народу необходимо найти в себе силы стерпеть несовершенства,
присущие его правительству.
Среди пороков, свойственных любой федеративной системе, самым явным является сложность
используемых в ее рамках средств. При такой системе неизбежно возникают две верховные власти.
Законодатель может добиться того, чтобы эти власти были по возможности равноправны, чтобы их
действия были просты, а сфера их компетенции четко определена. Вместе с тем он не может ни
объединить их воедино, ни помешать их соприкосновению в определенных точках.
Следовательно, федеративная система в любом случае строится на весьма сложной теории,
применение которой на практике требует повседневного осмысленного участия в этом граждан.
Обычно сознанием людей овладевают лишь самые доступные идеи. Ложная, но ясно и точно
выраженная идея всегда больше завладеет миром, нежели идея верная, но сложная. Из этого следует,
что партии, представляющие собой нечто вроде маленьких наций внутри большой, всегда стремятся
поскорее сделать своим девизом, символом либо какое-то имя, либо принцип, которые зачастую
далеко не полностью отражают ту цель, которую эти партии преследуют, те средства, которые они
используют и без которых они не смогли бы ни существовать, ни действовать. Правительства,
опирающиеся на одну-единственную идею или на одно, легко поддающееся определению чувство,
может быть, и не самые лучшие, однако, несомненно, самые сильные и самые долговременные.
Рассматривая Конституцию Соединенных Штатов, наиболее совершенную из всех известных
человечеству федеральных конституций, напротив, становится страшно от того огромного объема
всевозможных знаний и той проницательности, которыми предположительно должны обладать
граждане этих стран. Управление Союзом практически полностью построено на фантазии
законодателей. Союз как идеальная страна, строго говоря, существует лишь в умах людей, причем
лишь разум может на деле постичь ее реальный размах и пределы ее возможностей.
Даже если общая теория вполне понятна, все равно остаются трудности ее применения на
практике. А эти трудности бесчисленны, потому что верховная власть Союза настолько сливается с
верховной властью штатов, что, на первый взгляд, невозможно определить грань между ними. В
подобной структуре управления все условно и искусственно, и она может подойти только тому
народу, который привык долгое время управлять своими делами самостоятельно и в среде которого
политические науки доступны даже самым низшим слоям общества. Меня ни в чем так не поражали
здравый смысл и практическая сметка американцев, как в их умении избегать многочисленных
трудностей, порождаемых их федеральной конституцией. Я не встречал в Америке человека из
народа, который бы с удивительной легкостью не отличал тех обязательств, которые вытекают из
законов конгресса, от тех, что основаны на законах его собственного штата, и который бы не смог,
отделив вопросы, входящие в сферу компетенции Союза, от тех, которые подлежат решению
местными законодательными органами, указать тот предел, где начинается подсудность
федеральным судам и кончается подсудность судам его штата.
Конституция Соединенных Штатов похожа на те прекрасные творения человечества, которые
одаривают славой и богатством своих изобретателей, оставаясь меж тем бесплодными в чужих руках.
В наше время доказательством этому может служить Мексика.
Жители Мексики, желая установить у себя федеративную форму правления, взяли в качестве
модели федеративное устройство своих англоамериканских соседей, практически полностью
скопировав его[28]. Однако перенеся к себе букву закона, они не сумели одновременно перенести и
тот дух, который оживлял ее. В результате мы видим, как они беспрестанно путаются в механизме
своего двойного управления. Верховная власть штатов и верховная власть Союза, выходя за те рамки,
которые очертила им конституция, ежедневно проникают одна в другую. До сих пор Мексика
постоянно переходит от анархии к военному деспотизму и от военного деспотизма к анархии.
Второй и наиболее гибельный из всех пороков, который я считаю присущим самой федеративной
системе государственного устройства, состоит в относительной слабости правительства Союза.
Принцип, на котором строятся все федерации, заключается в разделении полномочий верховной
власти. Законодатели добиваются того, что это разделение становится мало заметным или даже
какое-то время не ощущается вовсе, но уничтожить его полностью они не могут. Однако
раздробленная верховная власть всегда будет более слабой, нежели целостная.
При рассмотрении Конституции Соединенных Штатов убеждаешься, с каким искусством
американцы, ограничив власть федерального правительства, тем не менее смогли придать ему
внешний вид и даже, до известной степени, силу, присущую общенациональному правительству.
Поступив таким образом, законодатели Союза смягчили последствия свойственного всем
федерациям недостатка, но они были не в состоянии окончательно ликвидировать его.
Было отмечено, что американское правительство совершенно не обращается к штатам, но доводит
свои распоряжения непосредственно до граждан, подчиняя каждого из них в отдельности своей
коллективной воле.
Но если вдруг федеральный закон резко нарушит интересы какого-либо штата, можно ли в этом
случае опасаться, что каждый гражданин этого штата примет решение поддержать того, кто
откажется повиноваться закону? Ведь тогда задетыми Союзом одновременно и в одинаковой степени
окажутся все жители штата, поэтому федеральное правительство напрасно будет стараться побороть
каждого из них поодиночке они инстинктивно почувствуют необходимость объединиться, чтобы
успешно защитить свои интересы, и найдут готовую опору в той верховной власти, которая
предоставлена их штату. Вымысел исчезнет, чтобы уступить место реальности, и тогда можно будет
увидеть, как организованная власть части территории страны вступит в сражение с центральной
властью.
То же самое можно сказать и о федеральном правосудии. Если в ходе рассмотрения дела какого-
либо частного лица федеральный суд нарушит один из важных законов штата, это неизбежно
повлечет если не открытую, то, по крайней мере, вполне реальную борьбу между штатом,
оскорбленным в лице своего гражданина, и Союзом, представляемым своим судом[29].
Нужно быть совершенно неопытным в житейских делах, чтобы считать, что с помощью вымыслов
законодателей можно будет всегда мешать людям видеть и использовать то средство реализации их
устремлений, которое им было когда-то предоставлено.
Таким образом, американские законодатели добились того, чтобы столкновения между двумя
властями стали наименее вероятными, в то же время не уничтожив побудительных причин этих
столкновений.
Более того, можно сказать, что они не сумели обеспечить федеральным властям преимущество в
случае такого столкновения.
Они передали в распоряжение Союза деньги и солдат, тогда как штаты сохранили в своем
арсенале любовь и заинтересованность народа.
Верховная власть Союза есть нечто абстрактное, она связана с внешним миром весьма слабыми
связями. Верховная же власть штатов охватывает все, ее легко понять, а ее деятельность ощущается
постоянно. Первая из них — нововведение, вторая же родилась одновременно с самим народом.
Верховная власть Союза — это произведение искусства. Верховная власть штатов — совершенно
естественное явление, существующее само по себе, без усилий, как, скажем, авторитет отца
семейства.
Верховная власть Союза касается людей лишь в связи с наиболее важными общенациональными
интересами; она олицетворяет для них огромное, но далекое отечество, вызывающее неясные и
неопределенные чувства. Верховная власть штата, напротив, доходит до каждого из граждан и в
известной степени вмешивается во все мелочи его жизни. Именно эта власть охраняет собственность
этого гражданина, его свободу и его жизнь, именно ей он обязан своим благополучием и своими
невзгодами. Ее опорой являются воспоминания людей, их привычки, местные предрассудки,
провинциальный и семейный индивидуализм — словом, все то, что и превращает привязанность к
своему отечеству в столь мощное чувство в сердце человека. Как после этого сомневаться в
преимуществах этой власти?
Раз законодатели не могут помешать опасным столкновениям между двумя верховными властями,
которые сформировались в рамках федеративной системы, то им, следовательно, необходимо к
мерам по предотвращению вооруженных выступлений народов, объединенных в федерацию, добавить
специальные действия, которые могли бы обеспечить мирную жизнь этих народов.
Из этого следует, что договоренность о федеральном устройстве окажется недолговечной, если у
народов, на которые она распространяется, нет определенных стимулов для объединения,
способствующих улучшению их совместной жизни и облегчению задач, стоящих перед правительством.
Таким образом, стабильность государства при федеративном устройстве невозможно обеспечить
лишь путем использования дельных законов — для этого нужны также и благоприятные
обстоятельства.
Все народы, которые когда-либо объединялись в федерации, имели ряд общих интересов,
служивших как бы разумной основой их ассоциации.
Однако помимо материальных интересов человеку свойственны мысли и чувства. Для того чтобы
федерация просуществовала длительное время, одинаково необходимо равенство как в уровнях
развития различных составляющих ее народов, так и равенство их потребностей. Между уровнем
развития кантона Во и кантона Ури существует такая же разница, как между XIX и XV веками, хотя,
по правде сказать, государственное устройство Швейцарии никогда не было по-настоящему
федеративным. Союз между ее различными кантонами существует только на карте, и это стало бы
особенно заметно, если бы центральные власти решили применить одни и те же законы на всей
территории страны.
В Соединенных Штатах существует одно обстоятельство, которое значительно облегчает
деятельность федерального правительства. Различные штаты не только имеют достаточно сходные
интересы, обшее происхождение и общий язык, но также стоят на одной ступени развития общества,
что почти всегда делает согласие между ними довольно-таки легким делом. Я не уверен в том, что в
Европе можно встретить небольшую нацию, которая отличалась бы такой же однородностью во всех
отношениях, какая характерна для американского народа, занимающего территорию, равную
половине всего Европейского континента.
Расстояние от штата Мен до штата Джорджия составляет приблизительно четыреста лье. Однако в
уровне развития культуры Мэна и Джорджии значительно меньше различий, нежели между
Нормандией и Бретанью. Таким образом, Мэн и Джорджия, расположенные в двух разных концах
огромной страны, обладают более реальными возможностями образовать федерацию, нежели
Нормандия и Бретань, отделенные друг от друга узким ручейком.
Задача американских законодателей облегчалась не только тем, что они исходили из
соответствующих нравов и привычек народа, им помогли еще и другие обстоятельства, связанные с
географическим положением Соединенных Штатов. Именно эти обстоятельства и послужили главной
причиной принятия и сохранения федеративной системы.
Из всех периодов в жизни народа самым важным, безусловно, является война. В войне народ
выступает против чужого народа как единое существо: он борется за свое существование.
До тех пор пока речь идет о поддержании мира внутри страны и о росте народного
благосостояния, вполне достаточно умения правительства, рассудительности управляемых им
граждан и естественной привязанности людей к своему отечеству, обычно свойственной человеку.
Когда же начинается большая война, она требует от населения многочисленных и тяжелых жертв.
Поверить же в то, что множество людей будут готовы добровольно подчиняться подобным
требованиям общества, может лишь тот, кто плохо знает человеческую природу.
Из этого следует, что все народы, которые принимали участие в крупных войнах, были
вынуждены, сами того не желая, усиливать свое правительство. Длительная война почти всегда
ставит страны перед печальной альтернативой: в случае поражения им грозит уничтожение, а в
случае победы — деспотизм.
Таким образом, обыкновенно именно в ходе войн слабость правительства проявляется в наиболее
явной и наиболее опасной форме; а я уже говорил о том, что недостатком всех федеральных
правительств является их чрезвычайная слабость.
При федеративном государственном устройстве не тольконе существует никакой
административной централизации или чего-то похожего на нее, но и сама централизация
правительственной деятельности далеко не полная, что всегда оказывается важной причиной
слабости страны в тех случаях, когда возникает необходимость защищаться от государств, где власть
правительства полностью централизована.
В Конституции Соединенных Штатов, которая по сравнению с другими конституциями наделяет
центральное правительство более реальной властью, этот недостаток все равно заметно ощутим.
Читателю будет достаточно одного примера, чтобы вынести свое суждение.
Конституция представляет конгрессу право призывать милицию различных штатов на
действительную службу для подавления мятежей или отражения вторжений неприятеля; в другой
статье говорится, что в этом случае президент Соединенных Штатов становится главнокомандующим
этими подразделениями на уровне всего Союза.
Так, во время войны 1812 года президент отдал приказ милиции северных штатов подойти ближе
к границе; однако Коннектикут и Массачусетс, чьи интересы эта война ущемляла особенно заметно,
отказались посылать туда своих людей.
Конституция, было сказано, разрешает федеральному правительству пользоваться милицией
штатов только в случае мятежа или вторжения неприятеля, тогда как в настоящее время не
отмечается ни того, ни другого. Было добавлено, что та же самая конституция, дающая Союзу право
призывать ополченцев штатов на действительную службу, сохраняет за этими штатами право
назначать весь офицерский состав. Из этого, согласно мнению, сложившемуся в данных штатах,
следовало, что даже во время войны ни один из офицеров Союза, за исключением самого президента,
не получал права командовать милицией. А в данном случае речь шла о службе в войсках, которыми
командовал не президент.
Эти нелепые и разрушительные взгляды получили поддержку не только губернаторов и
законодательных собраний, но и судебных инстанций этих двух штатов, и федеральное правительство
оказалось вынужденным искать недостающие военные подразделения в других местах[30].
Таким образом, большая удача Соединенных Штатов состоит не в том, что они выработали такую
федеральную конституцию, благодаря которой они могут выдерживать большие войны, а в том, что
их расположение позволяет им не опасаться какой-либо угрозы извне.
Никто не способен больше меня оценить все преимущества системы федеративного устройства
государства. Я вижу в ней самый верный залог процветания и свободы человечества. Я завидую
судьбе тех стран, которые смогли ввести у себя эту систему. Но в то же время я отказываюсь верить в
то, что живущие в федерации народы смогли бы длительное время вести борьбу, при условии равных
сил с обеих сторон, против государства, правительственная власть которого централизована.
Народ, который рискнул бы расчленить свою верховную власть перед лицом великих военных
монархий Европы, на мой взгляд, одним этим отрекся бы от своего могущества, и, вполне вероятно,
от собственного существования, и от своего имени.
А вот Новый Свет расположен так великолепно, что у человека здесь нет иных врагов, кроме него
самого! Для того чтобы добиться счастья и свободы, ему достаточно лишь захотеть этого.