В огне не горит и в воде не тонет
— Папенька, а что такое «скипист»? — спросил детский голос, и Ластик навострил уши — ему тоже
хотелось это знать. (Эх, был бы унибук!)
— Не «скипист», а «искейпист», — ответил папенька. — Это такой фокусник, который умеет
исчезать из запертого ящика, или его всего закуют в цепи, а он раз — и освободился. Тсс, не мешай
слушать шпрехшталмейстера.
А распорядитель в красном фраке (вот как, оказывается, он назывался) тем временем продолжал
превозносить невероятные способности иллюзиониста:
— Такой человек рождается раз в сто лет! Некоторые газеты даже пишут, что маэстро, может быть,
вовсе и не человек, — здесь шпрехшталмейстер понизил голос, а оркестр тихонько заиграл арию
«Сатана там правит бал». — Несомненно одно: синьор Дьяболини в воде не тонет и в огне не горит!
Сейчас вы сами в этом убедитесь! Прего, маэстро!
Поклонившись, он попятился за кулисы. Свет прожекторов потускнел, музыка стихла.
Горит маэстро в огне или не горит, но унибук нужно было вернуть, а для этого следовало
держаться поближе к «итальянскому мальчику». Ластик пробрался к оркестру и спустился вниз, к
самому барьеру. Отсюда до кулис было рукой подать. Вот закончится выступление, и он поймает
Петуха, когда тот будет уходить с арены.
Дьяболо Дьяболини оглянулся на ассистента и громовым голосом крикнул:
— Аллегро! Темпо, темпо, шорт дери! Публика ждать нельзя!
Липовый Пьетро кинулся к своему шефу, но споткнулся и растянулся во весь рост.
— Ассасино! — взревел Дьяболини. — Ступидо! Идиото! Я тебя уничтожать! Сжигать!
Петух, то есть Пьетро, вскочил на ноги и весь съежился от ужаса.
— Пер фаворе, синьор! — жалобно пискнул он.
Но кудесник махнул рукой, с пальцев посыпались искры, а у Пьетро под ногами полыхнула
ослепительная вспышка, повалил дым. Ластик поневоле зажмурился — как и все в зале.
Открыл глаза — пусто. Ассистент исчез.
Ах! — пронеслось по цирку. Ластик же только усмехнулся. Этот нехитрый фокус ему сегодня уже
демонстрировали. Ничего особенного: ослепление вспышкой плюс резвость ног. Он не мог бы
поручиться на все сто процентов, но, кажется, в ту секунду, когда его глаза были закрыты, по проходу
мимо что-то прошелестело, и колыхнулся воздух.
— Серениссима публика! — взмахнул своим черно-красным плащом итальянец. — Я буду вам
монтраре — э-э-э… показывать — эксперименто молто периколозо! Оччень опасно! Сеньори и бамбини
прего не смотреть!
— Что с мальчиком? — крикнул из зала женский голос. — С ним все в порядке?
— Да, что с Пьетро? — зашумели и другие. — Он жив?
Детский сад, ей-богу, покачал головой Ластик.
— Если публика хотеть — мальчик жив, — милостиво объявил Дьяболини. — Пьетро! Риторно!
Назад! Где он, инферно фуриозо? Публика не будет андаре! О, пикколо бандито, сейчас ты будешь тут!
Эй! Коробка!
Ливрейный служитель внес на арену картонный ящик: огромный, метра полтора шириной и
столько же в высоту, но, видно, совсем легкий — человек без труда удерживал его на голове. Крышка
у ящика отсутствовала, и было видно, что внутри он пуст. Сомнений в этом и вовсе не осталось, когда
служитель бросил свою ношу на пол — коробка подпрыгнула.
Маэстро вытащил ее на середину. Начал делать пассы руками:
— Крамба-румба-штрек! Уно, дуэ, тре!
Ударила барабанная дробь, все прожекторы и лампы погасли, и воцарилась темнота, но не более
чем на одну-две секунды.
Потом свет вспыхнул снова, и из коробки, как ни в чем не бывало, поднялся Пьетро.
Зал взвыл. Да и Ластик, признаться, был впечатлен.
Откуда в ящике мог взяться мальчик? Ластик специально прислушивался, ожидая новой нехитрой
уловки, но на сей раз ничего не услышал. Да и не успел бы Петух за две секунды добежать до
середины арены.
А из оркестра высунулся шпрехшталмейстер:
— Прошу, маэстро! Покажите публике, что вы не тонете в воде!
Двое силачей в полосатых майках, обнажавших раздутые мускулы, выкатили низенькую тележку,
на которой был установлен большой аквариум. В нем плескалась голубоватая вода и даже плавали
рыбки.
Дьяболини скинул на руки ассистенту плащ, отдал цилиндр. Остался в обтягивающем черном
трико. Надел маску-капюшон с прорезями для глаз, тоже черную.
Ловко поднялся по лесенке, уселся на дно, целиком оказавшись под водой. Аквариум
переполнился, по стенкам потекли струи.
Некоторое время фокусник ворочался, устраиваясь поудобнее. Потом застыл неподвижно.
Вода успокоилась, рябь на ней исчезла.
— Минута! — объявил сверху распорядитель. В руках он держал огромные песочные часы с
делениями. — Полторы… Две!
Время шло.
Сначала зал сидел тихо. Потом зашушукался.
— Три! — выкрикнул шпрехшталмейстер. Маэстро быстрым движением поймал золотую рыбку,
выкинул ее наружу. Она затрепыхалась на песке, раздувая жабры. Пьетро подобрал бедняжку, опустил
в банку с водой.
— Господа, у Дьяболини у самого жабры! — доказывал кто-то. — Я читал!
— Четыре минуты! Пошла пятая!
Барабаны тихонечко зарокотали, постепенно убыстряя темп.
Какая-то сердобольная женщина не выдержала:
— Мамочки, да выпустите его!
— Довольно или еще? — перегнулся через барьер шпрехшталмейстер.
— Еще! — кричали одни голоса, в основном мужские.
— Хватит, ну пожалуйста, хватит! — взывали другие, по преимуществу женские.
— Пять минут! — показал часы распорядитель. — Достаточно, маэстро!
Под рев и аплодисменты Дьяболини вылез из аквариума.
К нему бросился ассистент с большим полотенцем, начало было вытирать — и вдруг попятился.
— Но! Но! Импоссибиле! — и тряс полотенцем. — Сухо! Совсем-совсем сухо!
Подбежал к первому ряду, показал. Полотенце стали щупать.
— Маэстро не только не тонет, но и выходит сухим из воды! — перекрыл галдеж мощный бас
ведущего. — Однако и этого мало! Синьор Дьяболини не горит в огне и воспаряет над ним, как птица
феникс! Прошу призму!
Те же силачи укатили аквариум и привезли на тележке большущий стеклянный куб с
закопченными стенками.
Ластик был до того увлечен представлением, что на время даже забыл о своем несчастье. Ну-ка,
что Дьяболини выкинет на этот раз?
Фокусник поднялся по лесенке на бортик и грациозно спрыгнул в самую середину куба.
Униформисты бегом несли из-за кулис ведра, стали заливать какую-то желтую жидкость, так что она
поднялась итальянцу до колен.
— Это топливо, господа! Высочайшей горючести! — объяснял шпрехшталмейстер. — Имеются ли в
зале господа механики или шофэры?
— Я! — поднялся в третьем ряду какой-то мужчина в военной форме.
— Не угодно ли удостоверить? Ведро господину офицеру!
Военному поднесли одно из ведер. Он провел пальцем по дну, понюхал.
— Бензин, вне всякого сомнения.
По краям арены встали пожарные в блестящих касках, приготовили брезентовые шланги.
— Фуоко! — приказал маэстро. — Жги!
Ассистент бросил в куб горящую спичку.
Вверх взметнулось жадное, веселое пламя.
Языки заплясали вокруг мага, который стоял совершенно неподвижно.
Что началось в зале — не описать. Кто кричал, кто визжал, некоторые особо чувствительные
закрыли ладонями лицо, и все или почти все вскочили на ноги!
Ластик и сам не верил своим глазам.
— Улетает! Глядите, улетает! — восторженно завопил цирк.
Из пламени выплыла стройная черная фигура с вытянутыми кверху руками и медленно вознеслась
вверх, растаяв в темноте под куполом.
Публика ревела, размахивала руками, пронзительно визжали женщины, но Ластик уже опомнился.
Фокусы фокусами, а у него было дело поважнее.
Он не упустил момента, когда мимо, посекундно оглядываясь и кланяясь, просеменил
«итальянский мальчик Пьетро».
Несколько шагов, и Ластик оказался за бархатной шторой, куда скрылся его обидчик.
