Совсем караул
Обратно Ластик брел, не глядя по сторонам, и думал только об одном: это крах, полный крах.
Должно быть, Эраст Петрович занят каким-нибудь важным расследованием, до того секретным, что
даже верного помощника с собой не взял.
Как это некстати! Без великого сыщика Райское Яблоко добыть не удастся. Значит, с 1914 годом
ничего не выходит. Неужто профессор заставит отправиться во времена Ивана Грозного, да еще через
могилу? Бр-р-р…
Весь во власти печальных мыслей, Ластик сам не заметил, как вышел на Маросейку. Перебежал на
другую сторону, благо никакого светофора на перекрестке не было, и собирался нырнуть в переулок,
как вдруг услышал, совсем близко, визгливый крик:
— Вор! Держи вора! Сударь, он у вас часы вытащил!
Пузатый господин в белом полотняном пиджаке обернулся, захлопал себя по карманам.
А кричал другой — долговязый, в темно-синей форме без погон и фуражке с кокардой (чиновник,
догадался Ластик).
Чиновник показывал пальцем на мальчишку, топтавшегося подле толстяка. Это был смуглолицый,
кудрявый паренек в красной рубашке из переливчатого шелка. Он запросто мог бы убежать, но вместо
этого скорчил плаксивую физиономию и закрестился:
— Брешете, дяденька! Не брал я, вот те крест святой!
— Нету часов! — ахнул пузатый. — Золотых! С боем! «Павел Буре»! Держи его!
И крепко схватил черноволосого мальчишку за ворот.
— Не брал я! — надрывался тот. — Как можно — чужое брать!
— Да они у него в кулаке зажаты! — показал синий. — Я видел!
Вокруг собралась кучка зевак, но почти сразу же и рассосалась. Похоже, поимка воришки здесь
была делом обычным и неинтересным. А Ластик задержался — он такое раньше только в кино видал.
Предполагаемый карманник разжал кулак — в нем ничего не было. Показал второй — тоже пусто.
— Но… Но я собственными глазами видел! — растерялся чиновник. — Клянусь вам!
Толстяк заозирался по сторонам, крикнул:
— Полиция! Полиция! Вот черти, когда надо — не дозовешься.
Но это он ошибся. От церкви, придерживая саблю, бежал милиционер, то есть городовой. Не тот,
которого Ластик видел во дворе своего дома, — другой.
Пострадавший и свидетель, перебивая друг друга, принялись излагать, как было дело. Мальчишка
помалкивал — только всхлипывал и размазывал по лицу слезы.
Ластику стало его жалко. Может, синий ошибся?
— Обыскать его, мерзавца! — потребовал владелец часов. — Запрятал куда-нибудь.
Городовой кивнул:
— Это мы мигом!
И взялся за дело.
Присел на корточки, принялся ощупывать паренька.
Тот бубнил, давясь рыданиями:
— Грех вам, господа, сироту обижать.
Слезы из его глаз лились прямо ручьем.
Страдалец встретился с Ластиком взглядом и вдруг отчебучил: оскалил зубы, между которыми
блеснул кончик золотой цепочки, да еще подмигнул, но слезы при этом течь не перестали.
— Нету, господа, — объявил городовой. — У меня рука хваткая. Были бы — сыскал бы.
— В участок его. Тряхнуть как следует, — потребовал толстяк.
И чиновник тоже не унимался:
— Я, слава богу, в здравом уме и на зрение не жалуюсь. Может, он за щеку сунул?
— А ну, разинь рот! — велел мальчишке полицейский.
Сам раздвинул ему губы, полез своими толстыми пальцами. Всё, пропал, подумал Ластик,
морщась.
— И во рту нету. — Городовой развел руками. — Прощения прошу, господа, но, похоже,
обмишурились вы. В участок сопроводить не могу, потому против закону. За отсутствием присутствия
покраденного предмета.
Взял под козырек и воришку выпустил. Тот, не дожидаясь конца препирательств, дунул за угол
Петроверигского переулка. И только теперь, глядя в спину убегающему, Ластик сообразил.
Цыганенок! Красная рубашка! Кудлатый! Уж не за этого ли жулика принял его дворник Рашид?
Бросился следом за ловкачом. Во-первых, через Петроверигский тоже можно было попасть к
Солянке. А во-вторых, любопытно — куда ж он часы-то дел?
В переулке мальчишки не было. Как это он взял да исчез?
Ластик растерянно прошел несколько шагов, и вдруг из-за водосточной трубы навстречу ему
выскочила фигурка в красной рубашке.
— Ты чего за мной ушился?
Черные глаза смотрели угрожающе. Парнишка оказался одного с Ластиком роста, но, пожалуй,
года на два постарше.
— Ты куда часы дел? — шепотом спросил Ластик и оглянулся. — Они ж у тебя во рту были!
— Сглотил, — могильным голосом ответил мальчишка. — Теперя вот помираю. Все кишки цепкой
перемотало. Слышь, как из брюха тикает? Прощай, белый свет. Прощайте, люди добрые. Не
поминайте лихом бедного сиротку. Ой, ой!
Согнулся пополам, жалостно застонал.
— Врача надо! — вскинулся Ластик. — «Скорую помощь» или как она тут у вас называется! Я
сейчас!
Повернулся бежать на Маросейку, но воришка схватил его за рукав.
— Куды, скаженный? Глянь, чего покажу.
Он засунул себе пальцы в рот — глубоко, по самое запястье. Вытащил — между большим и
указательным была зажата цепочка. Потянул — и между зубов появилась золотая луковица, влажно
заблестела на солнце.
— Правда проглотил! — ахнул Ластик.
— Это что. Я, если надо, могу полшпаги проглотить, — похвастался трюкач, вынув часы изо рта.
Протянул пятерню. — Поручкаемся? Петух.
Когда Ластик понял, что мальчик так знакомится и что Петух — это его кличка, то ответил на
рукопожатие и улыбнулся:
— А я Эраст.
— Ух ты, на кой у тя железки во рту? — уставился на брэкеты Петух.
— Это чтобы зубы выпрямились.
— А-а. Слышь, Эраст-грош-подаст, у тя звон есть?
— Что?
— Ну, деньги есть? С утра не жрамши, пузо подвело.
Такому только покажи золотую монету, подумал Ластик и помотал головой.
— Беда, — вздохнул Петух, садясь на корточки и обтирая мокрые часы об штанину. — Я коли
перед атандой не пожру, в нутре урчит — жуть до чего громко. Чертяка мне за это ухи дерет. А
паллукич магар еще когда отдаст.
В этой реплике Ластик не понял ничего. То есть совсем.
Пользуясь тем, что воришка занят разглядыванием добычи, открыл унибук и зашептал в него.
На слово «атанда» компьютер отреагировал тремя вопросительными знаками, на «паллукича»
тоже. Только про «магар» сообщил:
МАГАР — на воровском жаргоне конца 19 — начала 20 века «добыча, доля в добыче».
— Ты чё это шепчешь? — подозрительно спросил Петух. — Чё у тя там, в книжке? А ну покажь.
Ластик перелистнул страницу, показал:
— Да ничего, просто учебник. А кто это — пал-лукич?
— Пал Лукич. Пес лягавый, что меня шмонал. Чай не за христа-ради отпускает. Я ему хабар, —
(Петух показал на часы), — он мне магар. Жадный только, сволочь. Мало дает.
Он всё не сводил глаз с учебника.
— Хорошая книжка. Не драная. Слышь, Эраст-ушаст, толкнем ее, а?
— В каком смысле?
На всякий случай Ластик спрятал унибук за спину.
— Ну, на толкучку снесем. Я человека знаю, он полтинник даст. Да хоть бы двугривенный.
Пирогов с требухой потрескаем, кваску попьем. Я вижу, ты парень свой, хоть и гимназер.
Тут Ластик и вовсе насторожился.
— Я не гимназист, я реалист. А без учебника мне нельзя.
Петух презрительно сплюнул:
— Реалист — в брюхе глист. Эх ты, жадюга кривозубый.
И вдруг щелкнул Ластика по носу, да так больно, что в глазах потемнело. А подлый воришка
выдернул из руки ошеломленного собеседника книгу и пустился наутек — обратно, в сторону
Маросейки.
— Стой, гад! Отдай! — закричал Ластик.
Кинулся вдогонку, утирая рукавом сочащуюся из носа кровь.
Внезапно Петух и вправду остановился. Наверно, сообразил, что на Маросейке скорее всего еще
стоят те двое, толстяк и чиновник. Новый скандал ему ни к чему.
Обманщик вынул из кармана какой-то блестящий шарик, с размаху швырнул его себе под ноги.
Полыхнула вспышка — такая яркая, что Ластик зажмурился. А когда снова открыл глаза, увидел
лишь густое облако ярко-розового дыма. Петуха не было.
Что за чудеса! Ластик вспомнил, как городовой тогда во дворе кричал: «Ништо, теперь под землю
не провалится!» А Петух и вправду — взял да исчез.
Приехали… Мало того, что Эраста Петровича нет, так еще унибук пропал.
Это уж совсем караул.
