Ангажемент
Там было сумрачно и грязновато, совсем не так, как на арене. В нос ударил острый звериный запах,
тесный коридор был сплошь заставлен реквизитом.
Петух-Пьетро, насвистывая, повернул направо, еще раз направо и нырнул в какую-то щель,
отделенную серой холщовой занавеской. Отодвинув краешек, Ластик заглянул внутрь.
Это была крошечная каморка, всю стену которой занимало зеркало. Сверху горела единственная
голая лампочка. Слава богу, ассистент был один, без устрашающего синьора Дьяболини. Продолжая
насвистывать какую-то развеселую мелодию, Петух снял облегающую курточку, начал стягивать тугие
рейтузы. Дело, видно, было нелегкое — ассистент закряхтел, согнулся пополам. Когда штанины
спустились до половины, Ластик решил, что пора: со стянутыми коленками не убежишь.
— Попался, гад! — закричал реалист, врываясь в каморку. — Где мой учебник?
И толкнул вора так, что тот плюхнулся на пол. Впрочем, большой силы для этого не потребовалось
— Петух балансировал на одной ноге.
Усевшись на грудь побежденному врагу, Ластик снова потребовал:
— Давай книгу! Куда ты ее дел?
— Ты чего? — скорчил плаксивую рожу Петух. — Ты вообще кто? Какая книжка? Знать не знаю!
Вот я Трофимыча кликну, он тебе наваляет!
Однако непохоже было, что «итальянский мальчик» кого-то кликнет, иначе вряд ли он стал бы
говорить шепотом.
— Зови! — громко предложил Ластик. — Я расскажу, как ты меня обокрал.
Петух рванулся, скинул реалиста, но сам встать не сумел — помешали полуснятые рейтузы. Он
судорожно выдернул одну ногу, вторую.
— Все равно не уйдешь, ворюга! Отдай учебник! — снова налетел Ластик и схватил циркача за
горло.
Неизвестно, чем закончилась бы схватка. Очень вероятно, отнюдь не победой справедливости —
слишком уж вертляв и коварен был враг. Но в это время сзади раздался глубокий, спокойный голос,
от которого оба противника окаменели.
— Это еще что тут за Куликовская битва? Почему вы вцепились в моего ассистента, господин
реалист? И почему вы назвали его «ворюгой»? Или мне послышалось?
Дьяболо Дьяболини, собственной персоной! Судя по чистоте русской речи, он был такой же
итальянец, как его помощник.
Вблизи маг и кудесник показался Ластику еще страшней, чем издали. То есть, ничего
отвратительного в его внешности не было — высокий, стройный, даже можно сказать, писаный
красавец. Но изогнутые уголком черные брови, хищный рисунок ноздрей и особенно сочные, яркие
губы делали искейписта похожим на киношного графа Дракулу, и Ластик почувствовал, что весь
дрожит.
— Ну, что же вы молчите? — Маэстро почесал кончик носа длинным, неестественно блестящим
ногтем. — А ты молчи, не тебя спрашивают! — прикрикнул он на открывшего было рот Петуха.
— Он украл мой учебник… По геометрии, — кое-как выдавил из себя Ластик. — Пускай отдает.
— Брешет он! — немедленно затараторил Петух. — Чтоб у меня зенки полопались, врет! Чокнутый
он! Какая-такая геометрия? На что она мне?
Какое у мага белое лицо! А какие черные, пронизывающие глаза! Как мягко, по-кошачьи он
двигается! От такого человека можно ожидать чего угодно.
Но ничего плохого маэстро Ластику не сделал. Наоборот, схватил Петуха за плечи и тряхнул так,
что тот сразу заткнулся.
— Опять? — тихо-тихо спросил Дьяболини. — Я ведь предупреждал.
По щекам Петуха хлынули слезы — похоже, этот паразит мог их лить когда угодно и в любом
количестве.
— Не верите? Валяйте, обыскивайте сироту. Креста на вас нет.
— Креста на мне точно нет, — прищурился маг. — Хм… Проглотить книгу ты не мог. Куда же ты
ее спрятал?
— Может, вон там? — немного осмелевший Ластик показал на убогую фанерную этажерку,
заваленную всяким хламом. Собственно, никакой другой мебели в конурке не имелось.
— Ищи, — всхлипнул Петух. — Шпарь.
Ластик принялся шарить по полкам. Там лежали свернутые цирковые костюмы, какие-то
блестящие шары, мотки веревки, куски мела и еще много всякой всячины, но унибука не было. На
нижней полке стояла большая лаковая коробка. Ластик думал — там, но коробка оказалась
совершенно пустой.
— Что, съел? — нагло оскалился вор. — А вам, сударь, грех. Кому хошь веру даете, только не мне!
— Ты мне-то хоть болталу не лепи, — оборвал его Дьяболини. Судя по металлу, скрежетнувшему в
голосе, он начинал сердиться. — Кто тебя всему научил, пащенок? Со мной такие фокусы не
проходят!
Маг схватил коробку, щелкнул в ней чем-то, и дно открылось, обнажив тайник.
— Ваша? — маэстро достал знакомую книгу в коричневом переплете.
— Моя! — закричал Ластик, прижимая унибук к груди.
— Так любите геометрию? — удивился Дьяболини. — Похвально. А это у нас что?
Он вынул из потайного отделения сначала золотые часы, потом серебряный портсигар, крошечную
дамскую сумочку.
Петух стоял ни жив ни мертв, вжав голову в плечи. Он был совсем голый, только с крестиком на
груди, на коже выступили пупырышки. Похоже, не от холода — от страха.
— Учил-учил, мало, — процедил страшный человек, пощелкивая суставами пальцев.
По коридору кто-то шел. Дьяболини оглянулся, попросил:
— Ян Казимирович, одолжите один из ваших хлыстов… Нет, лучше вот этот, слоновий. Мерси.
Когда он снова повернулся, в руке у него висел толстый кнут из перекрученной кожи.
— Я из тебя воровскую кровь выпущу, — сказал маг ассистенту. — Весь твой хитровский гной, по
капле.
Он двинул кистью — вроде бы совсем легонько, но бич рассек воздух и обвился вокруг Петуха.
На тощих плечах осталась багровая полоса. Мальчишка взвыл.
— Уно, — поднял один палец Дьяболини. — Теперь дуэ…
Кнут, змеясь по полу, оттягивался назад.
С истошным воплем Петух нагнулся, прошмыгнул у фокусника под рукой и оказался по ту сторону
занавески.
Из коридора донеслось:
— Чтоб ты сдох, чертяка поганый! Без тебя проживу!
— Куда это он в чем мать родила? — пожал плечами маэстро, швырнул кнут на пол. — Впрочем,
этот не пропадет…
Тут он повернулся к Ластику, с ужасом наблюдавшему за расправой, и уставился на него своим
леденящим взглядом.
— Надеюсь, вы не станете поднимать шум из-за этой маленькой неприятности, господин реалист?
Как вас зовут?
— Э… Эраст.
— Прелестное имя, сразу видно, что вы не из кухаркиных детей. Где вы живете?
— Нигде… — пролепетал Ластик.
— Как это нигде? А кто ваш отец? Молчите? — В глазах мага зажглись искорки. — А-а, я кажется,
понимаю. Вы сбежали из дому? С молодыми людьми вашего возраста это случается. Признайтесь, я
угадал? Ну-ка, повернитесь к свету.
Дайте мне рассмотреть ваше лицо. Я владею искусством заглядывать прямо в душу, не будь я
Дьяболо Дьяболини!
Он крепко взял реалиста за плечи, развернул и медленно заговорил своим звучным голосом, от
которого Ластик как-то странно ослабел и обмяк. Ему очень хотелось зажмуриться, чтобы не видеть
перед собой эти черные и въедливые, похожие на пиявок глаза, но веки почему-то не закрывались.
— Та-ак… У вас нет дома, нет денег, вы не знаете, куда вам идти… — Дьяболини расцепил
пальцы, и Ластику сразу стало легче. — Не буду выспрашивать, что вы там такого натворили, но вижу
ясно — вы в тяжелой, прямо-таки безвыходной ситуации.
Неужели всё это в самом деле можно прочитать по глазам, думал потрясенный Ластик.
Ясновидящий он, что ли? Хорошо еще, что не стал читать дальше, а то узнал бы и про Райское
Яблоко, и про хронодыры…
— Читаю дальше, — сказал кудесник и снова впился в Ластика своим цепким взглядом. — Не
моргайте! Вижу непоседливый нрав, вижу страсть к приключениям… А это что за огонек? О-о, да вы
мальчик непростой, с секретом!
Опасный человек усмехнулся и погрозил пальцем, на котором сверкнуло кольцо с красным
камнем.
Ластик заставил себя закрыть глаза. Раздался негромкий, довольный смешок.
— Ладно, хватит. Я видел достаточно, чтобы понять: ваша душа — глубокий омут, в котором
водятся нешуточные чертенята. А может быть, даже очень большие черти.
Дьяболини снова засмеялся. Смех у него был удивительно приятный, так что поневоле тоже
захотелось улыбаться.
И Ластик широко улыбнулся. Какому мальчику не будет приятно услышать, что его душа —
глубокий омут?
— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался маэстро. — Что это блестит у вас во рту? Покажите.
— Это брэкеты. Скобка такая, чтоб зубы выпрямить.
— Хм. А ну улыбнитесь широко-широко.
Дьяболини встал, направил на Ластика свет лампочки.
— Как сверкают! А уж если смотреть издали — тем более…
Он прищурился, взглянул на реалиста как-то по-особенному и быстро забормотал:
— Так-так-так… Интере-есненько…
Поднял руку, разлохматил Ластику его прилизанные волосы.
— Кажется, вьются… В конце концов, можно папильотками… Рост такой же. Смуглоты прибавим…
А знаешь, что я тебе скажу, мальчик Эраст? — внезапно перешел на «ты» синьор Дьяболини. — Или,
вернее, предложу.
— Не-ет…
— Ангажемент, вот что.
— Что-что? — переспросил Ластик, покосившись на унибук, но не решаясь прибегнуть к его
помощи в присутствии мага.
— Чутье подсказывает мне: нас свела сама Фортуна. Тебе некуда деваться, а от меня, как ты мог
заметить, сбежал ассистент. Я о нем не жалею, этот прохвост непременно испортил бы мне всё
дело… — Здесь Дьяболини запнулся, его лицо просияло широкой, невозможно обаятельной
улыбкой. — Я сам виноват. Нечего было брать на работу карманника. В общем так, мой славный
Эраст. Предлагаю тебе стать итальянским мальчиком Пьетро. Волосы я тебе закудрявлю, физиономию
подмалюю, ремеслу обучу. Стол, кров и увлекательную жизнь гарантирую. Что ты на это скажешь?
Ни за что на свете, хотел ответить Ластик. От одной мысли, что он может оказаться во власти
этого Дракулы, кинуло в дрожь. Да и потом, унибук возвращен, мистер Ван Дорн ждет, пора
возвращаться.
Но через десять дней из дома генерала Н. будет похищен Камень. И, если верить газетам, сделает
это фокусник Дьяболини. Причем с помощью ассистента Пьетро…
Если сейчас сбежать, то потом будет перед самим собой стыдно, что струсил. Как тогда, после
пятиметровой вышки.
Нельзя допустить, чтобы Райское Яблоко досталось этому в высшей степени подозрительному
субъекту.
К тому же, если сейчас вернуться в 21 век, к профессору, тот, пожалуй, отправит в 1564 год. Лучше
уж циркач Дьяболини, чем Иван Грозный — тот самый царь, что родному сыну проломил голову
железной палкой и что ни день сдирал с кого-нибудь кожу, сажал на кол или устраивал еще какое-
нибудь зверство. В 1914 году спокойнее, тут вон хоть электричество есть.
— Крова и стола тебе мало? Хочешь жалованье? Сразу видно реалиста, — вздохнул маэстро,
неправильно поняв молчание собеседника. — Ладно. Полтинник в день. Скряга директор платит мне
всего по десяти рублей за выход… Молчишь? Черт с тобой! Три четвертака, больше не могу. По
рукам?
— По рукам, — решившись, тряхнул головой реалист и пожал стальную ладонь синьора
Дьяболини.
