Георгий Мишев
МАЛЬЧИШКА
Перевела с болгарского Л. Хлынова.
Рис. Г. Алимова.
роклятый мальчишка, — ворчал Цанко, — целый вечер таскается за
мной…
Малыш стоял в пятидесяти шагах от Цанко в низких зарослях ракит, и его лохматая голова
чернела на фоне синеватого вечернего неба. Он не ожидал, что Цанко обернется.
— Эй, назад! — крикнул ему Цанко. — А то я чем-нибудь в тебя запущу.
Цанко наклонился, отыскал гладкий камень и размахнулся. Камень пролетел в темноте, словно
летучая мышь, и мягко шлепнулся в песок.
Малыш даже не пошевелился.
— Проклятый мальчишка, — пробормотал Цанко. — И чего он за мной увязался!..
Цанко закинул за спину мешок, в котором лежали рыболовные снасти. Ему даже показалось, что
он чувствует, как шевелятся пиявки, насаженные на крючки. Что теперь делать? Вернуться? Но до
завтра пиявки не доживут, а он почти полдня потерял, разыскивая их в камышах. А после обеда
разматывал эту веревку, на которую навешаны лески; рыбаки в селе называли ее перемётом.
Цанко приметил мальчишку еще днем: он несколько раз прошел мимо их ворот, заглянул во двор,
словно что-то хотел сказать, но не решался. Только к вечеру, когда рыболов вскинул на плечо мешок
и отправился прямыми переулками к Осыму, он увидел, как худенькая фигурка крадучись бежит за
ним.
— Эй, послушай! — крикнул в последний раз Цанко. — Сделаешь еще один шаг — и тогда твои
зубы…
И он поднес сжатый кулак к своему подбородку.
Но мальчишка, словно не заметив этого угрожающего жеста, зашагал за ним через вербняк —
молча, как собака.
Они подошли к Синему берегу, где Осым, устав прыгать от быстрины к быстрине, успокаивался в
глубоком, тихом омуте. На дне его теперь лежали сомы, и Цанко не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал
то место, где он любил ловить рыбу. Если бы не мальчишка, он уже давно натянул бы перемет от
одного берега до другого и вернулся домой. А назавтра утром пришел бы с огромной корзиной и унес
богатый улов.
Но мальчишка шел за ним по пятам, словно пойманный на удочку. Поняв, что ему не удастся
отвязаться от мальчишки, Цанко остановился и стал ждать его. Тот остановился тоже — все в тех же
спасительных пятидесяти шагах — на тот случай, если Цанко побежит за ним.
— Поди сюда! — подозвал его рыболов. — Я тебя не съем.
Но мальчишка не решался подойти, и Цанко пришлось его уговаривать.
— Я не буду тебя бить, — сказал он ему. — Скажи только, что ты хочешь…
Наконец мальчишка поборол страх и подошел. Небольшого роста, босоногий, в ситцевой рубашке,
заправленной в штаны. Его волосы, густые и жесткие, в темноте казались небольшой лохматой
шапкой.
— И чего ты пристал ко мне как репей? — спросил Цанко. — Шпионить, что ли, за мной вздумал?
Мальчик ничего не отвечал. Только переступал с ноги на ногу.
— Ну что ты глазами хлопаешь? Говорить, что ли, не умеешь?
— Умею, — еле слышно проговорил мальчишка. Голос у него был хриплый, словно у утенка.
— Ура! — засмеялся Цанко. — А я-то думал, ты немой. В школу ходишь?
— Хожу. Во второй класс перешел.
— Тогда пойдем! — сказал Цанко, подумав.
И ребята пошли. Старший впереди, малыш — за ним. Ноги их утопали в песке, холодном и
мягком, как резина. Низкие тонкие ракиты тянулись к ним, словно здороваясь.
Они вышли на голую песчаную косу. Неподалеку все время вызывающе бормотал мелкий ручей,
как будто хотел сказать: «Смотрите, важнее меня нет никого…»
А дальше начинался тихий омут с молчаливой, спокойной водой и коварными ямами.
Цанко снял мешок и, вытащив перемет, расправил его и еще раз проверил, не сорвалась ли какая-
нибудь пиявка с крючка. Потом нашел продолговатый камень, похожий на брусок, и привязал его к
концу веревки.
— Сомы ловятся на пиявок, — сказал он мальчишке и дал ему короткий колышек. — Держи
крепче, а я пойду укреплю перемет на другом берегу…
Он разделся и, высоко держа камень, чтобы крючки не тащились по песку, вошел в воду.
Мальчишка, стоявший на берегу, видел, как он нырнул и поплыл, не плеская по воде руками и
ногами. Голову он держал над водой, словно черепаха. Круглый омут показался мальчишке большим
витым пирогом.
Веревка натянулась, и малыш едва не выпустил колышек. Потом сел на песок и стал ждать. Комар
пропел у него над ухом и куда-то исчез. Лягушки, вылезшие на берег, завели свою нескончаемую
перебранку, словно делили Осым и никак не могли договориться. Мелкий ручей не переставал
бормотать так, будто весь мир слушал его одного…
Цанко вышел на берег, вбил колышек в двух шагах от воды и начертил на песке какие-то знаки,
чтобы утром не искать долго.
Потом оделся, и они вместе с малышом пошли в село. У верб ребята оглянулись и бросили
последний взгляд на омут. Усач подпрыгнул и шлепнулся в воду. Волны пошли складками одна за
другой, и омут снова стал похож на пирог.
— Ну, заиграл, — сказал Цанко. — Завтра сомов будет — не вытащишь.
— Их здесь так много!.. — заговорил малыш. — Пока ты ставил перемет, я видел — они прыгали.
— Прыгает мелкая рыбешка, — улыбнулся Цанко. — Сомов нужно искать на дне. Они лежат на
самой глубине, валяются в иле, как поросята.
Это удивило малыша, и он спросил:
— Цанко, а бывает сом с поросенка?
— Не выдумывай. Кто это его так откормит, чтобы вырос он с поросенка? Что-то я не слышал о
фермах для сомов.
И, помолчав, добавил:
— А ты не вздумай где-нибудь болтать о перемете. Того и гляди, придет кто-нибудь ночью и
вытащит.
— Не буду! — сказал малыш.
Но Цанко, будто вспомнив о чем-то, спросил:
— Ты мне скажи, кто тебя послал за мной следить?
— Никто. Я сам…
— А откуда ты узнал, что я за рыбой иду?
Малыш немного поколебался и сказал:
— А я знаю, куда ты ходишь каждый день…
— Ха, вот тебе на! — Цанко даже остановился. — Уж не охранять ли ты меня вздумал?
Малыш снова замолчал и, только пройдя еще десятка два шагов, сказал тихо, словно поверяя какую-
то тайну:
— Цанко, я хочу быть таким, как ты!
Рыболов удивленно посмотрел на него.
— А какой же это я? — спросил он.
— Ты большой и все можешь… Отец мне всегда говорит: «Посмотри на Цанко. Он везде первый.
Стань таким, как он…» Я хочу, чтобы ты научил меня играть на гармонике и… и на сцене…
— А где же это ты, малыш, видел, как я играю? — спросил Цанко.
Малыш оживился. Он шел, глядя на Цанко и торопясь высказать ему все, что долгое время таилось
в его детской душе.
— Так ведь это ты зимой играл роль Левского… — Он едва переводил дыхание. — Левского, ну,
которого потом повесили… Научи меня, Цанко!..
— Научу, — сказал Цанко. — Вот как начнутся занятия в школе, мы в отряде будем разучивать
пьесу. Тогда я и тебе роль подберу. Для начала небольшую, конечно.
Малыш схватил его за руки так, что Цанко пришлось остановиться, и от волнения не мог сказать
слова.
— Я себе сделал такую же деревянную саблю, как у Левского, — наконец выговорил он.
Цанко положил ему руку на теплый затылок. Смотри, каков мальчуган!
— Пошли, — сказал Цанко.
Он растрогался. Чувствовал, как стучит сердечко малыша под тонкой рубашкой, как старается он
идти с ним в ногу. Мальчишка, который хочет стать таким, как он.
Они подошли к дому малыша.
— А завтра ты меня позовешь, когда пойдешь за сомами? — спросил он.
— Ладно, раз ты так хочешь, — согласился Цанко. — А теперь иди спать.
Малыш в несколько прыжков очутился во дворе. Цанко услышал, как его босые ноги шлепают по
каменным плитам между сараем и домом. Немного погодя в тишине августовской ночи зазвенела
детская песня. Песня эта напоминала стрекотание сверчка, изливающего в сумеречный час волнение
своего маленького сердечка.
